100 великих авантюристов - Муромов Игорь

Еще до того, как была уничтожена церковная запись о браке, в Елизавету влюбился старый герцог Кингстон. После того как фрейлина рассталась с Гарвеем, она приняла предложение почтенного герцога. Супруги жили в мире. Старый добродушный Кингстон чувствовал себя на седьмом небе, получив в жены необыкновенную красавицу, и полностью находился в ее власти. Однако счастье его было недолгим — в 1773 году он отправился в мир иной. После смерти герцога выяснилось, что согласно завещанию все громадное состояние герцога переходило к его вдове! Возмущенные таким решением Кингстона, его родственники возбудили против Елизаветы сразу два процесса — уголовный и гражданский. Они обвиняли вдову в двоебрачии и оспаривали законность духовного завещания в ее пользу. Однако мудрый герцог слишком хорошо знал жизнь и оставил состояние не графине Бристоль, не герцогине Кингстон, а просто мисс Елизавете Чадлей.

Тем не менее суд мог обратиться к старинному, еще не отмененному в то время, закону, по которому за двоебрачие ей грозила смертная казнь. В лучшем же случае — клеймо на левое плечо и длительное тюремное заключение. Служанка Елизаветы, присутствовавшая при заключении брака, дала показания суду, и противникам Чадлей удалось выиграть процесс.

Елизавета была признана законной женой капитана Гарвея, впоследствии графа Бристоля, а потому второй ее брак с герцогом Кингстоном был объявлен недействительным. Учитывая смягчающие вину обстоятельства, суд счел возможным не наказывать ее, но лишил ее герцогского титула и фамилии Кингстон. Правда, последняя часть судебного приговора почему-то не была соблюдена, и Елизавета повсюду продолжала подписывать все официальные бумаги титулом без всякого возражения со стороны английского правительства.

Несмотря на неблагоприятный исход уголовного процесса, в силу завещания покойного герцога все громадное состояние было признано собственностью Елизаветы, и она сделалась одной из богатейших женщин в Европе.

В это время взошла звезда российской императрицы Екатерины II. О ней стали говорить в Европе как о великой государыне и необыкновенной женщине. Герцогиня Кингстон решила снискать расположение русской царицы и тем самым поднять свой авторитет в Англии.

Через русского посланника в Лондоне она предложила Екатерине в дар несколько редких картин знаменитых европейских художников, доставшихся ей по завещанию, как дань своего глубочайшего и беспредельного уважения. По этому поводу велась продолжительная дипломатическая переписка между русским послом и канцлером императрицы Екатерины II. Тем временем герцогиня вступила в переписку с некоторыми влиятельными лицами при русском дворе. В конце концов императрица, которой очень хотелось иметь в своем дворце замечательные произведения живописи, приняла предложение герцогини. И корабль с картинами вскоре отплыл в Петербург.

Екатерина II осталась очень довольна подарком, через своего посланника в Лондоне она благодарила герцогиню в самых лестных и благосклонных выражениях, и Елизавета могла рассчитывать на радушный прием со стороны русской царицы.

Герцогиня Кингстон заказала для поездки в Петербург великолепную яхту, отличавшуюся необыкновенной роскошью, изяществом отделки, комфортом. На этой яхте она вскоре прибыла в Россию.

Появление леди Кингстон в Петербурге вызвало большой интерес со стороны знатных особ. Герцогиня в беседах каждый раз подчеркивала, что дальнее путешествие она предприняла только для того, чтобы взглянуть на Северную Семирамиду (так величали Екатерину II в Европе). Императрице были приятны восторженные отзывы о ней из уст богатой и знатной иноземки, пользовавшейся дружбой Фридриха Великого. Она приняла гостью очень радушно. Русские вельможи последовали ее примеру. Они приглашали леди Кингстон к себе в гости, устраивали в ее честь праздники, та же в ответ давала обеды и балы на своей яхте. Вскоре англичанка стала самой желанной и видной гостьей высшего света Петербурга. В торжественных случаях и на дворцовых выходах она являлась в осыпанной драгоценными каменьями герцогской короне на голове, следуя традиции английских дам — надевать вместо модных головных уборов геральдические короны, соответствующие титулам их мужей.

В Петербурге герцогиню Кингстон считали владетельной особой. Говорили, что она близкая родственница королевскому дому, а в официальных русских документах ее называли светлостью и даже высочеством. Императрица приказала отвести для нее один из лучших домов. В свои пятьдесят шесть герцогиня выглядела прекрасно, хотя время сердечных побед осталось в прошлом.