100 великих режиссёров - Мусский Игорь Анатольевич

В октябре 1967 года Штайн поставил на сцене Бременского драматического театра «Коварство и любовь» Шиллера, а затем «Торквато Тассо» Гёте. Обратившись к классике, Штайн преследовал прежде всего просветительские цели, полагая, что многие современные беды и конфликты объясняются скудостью и неточностью эстетических и исторических знаний. В каждом из своих классических спектаклей Петер Штайн, как пишут критики, «темпераментно и последовательно стремится преодолеть отчуждённость минувшего и настоящего, показать тесную и полную большого смысла связь истории с нынешним днём».

После премьеры «Торквато Тассо» возник острый конфликт между Штайном и интендантом Бременских театров Куртом Хюбнером. Штайн заявил, что не хочет постоянно испытывать на себе «попытки интеграции художника в государственную систему», и с группой актёров ушёл из театра.

В 1970 году Штайн получил приглашение от муниципалитета Западного Берлина возглавить театр Шаубюне, где и проработал двадцать лет. Кроме четырёх актёров, приехавших с ним из Мюнхена (Ютты Лампе, Михаэля Кёнига, Эдит Клевер, Вернера Рема), к противникам Хюбнера присоединился Бруно Ганц.

Театралы стремились попасть в Западный Берлин, чтобы посмотреть в Шаубюне нашумевшие штайновские спектакли: «Пер Гюнт» Ибсена, «Принц Гомбургский» Клейста, «Оптимистическая трагедия» Вишневского… «Без разума и без взаимопонимания театр — не театр, — говорил позже режиссёр. — Изначально главное в театре — включение интеллекта в эмоциональный праздник, сочетание разума и чувств».

Штайна всегда интересовала современная драматургия. Сочинения немца Бото Штрауса, француза Кольтеса занимают важное место в репертуаре Шаубюне. Однако основа творчества режиссёра всё-таки классика. Он убеждён в том, что «европейский театр покоится на трёх китах: античной трагедии, Шекспире и Чехове».

В 1979 году Штайн выпускает спектакль, ставший театральной легендой, — «Орестею» Эсхила. Зрителей особенно поразила сцена убийства Клитемнестры. Она лежит на столе, напоминающем операционный, вокруг неё какие-то шланги, трубочки, по которым течёт кровь, и в это время звучит древний текст.

Режиссёр с успехом ставил не только драматические, но и оперные спектакли. В начале 1980-х Петер Штайн показал в Байрёйте (Германия) лучшую в XX веке трактовку «Кольца нибелунгов» Вагнера. Позже он будет работать режиссёром в Оперном театре Уэльса.

К русской драматургии Петер Штайн испытывал особый интерес. В его чеховских и горьковских спектаклях чувствуется прекрасное знание традиций К. С. Станиславского и Московского художественного театра.

В 1985 году Штайн поставил один из лучших своих спектаклей — «Три сестры». «Мнение о Чехове, как о драматурге заката, ошибочно, — считает он. — Если хорошо инсценировать Чехова, то каждому захочется оказаться в окружении его героев. Это не образы прошлого, покрытые пылью, нет, они настолько переполнены жизненной силой, что с ними хочется разговаривать и жить! Чтобы хорошо поставить Чехова, нужно создать на сцене именно такой эффект».

Начиная с 1986-го года Петер Штайн много и плодотворно работает за границей — Италии, Англии, России. В 1989 году Штайн приехал в Москву по приглашению Союза театральных деятелей СССР. В рамках фестиваля театров ФРГ было решено показать спектакль «Три сестры». «В первые минуты я ещё слышал немецкие слова, произносимые артистами, — делился впечатлениями председатель СТД Кирилл Лавров. — Но очень скоро они растворились в атмосфере спектакля, и показалось, что со сцены полилась русская речь. Я забыл, что играют немецкие актёры. Они действительно были русскими — чувствовали по-русски».

Успех был оглушительный. В глазах актрис, игравших сестёр Прозоровых, стояли слёзы. Даже Штайн при всей своей внешней сдержанности не мог сдержать эмоций: «Я испытал чувство большой гордости, что приехал с постановкой туда, где эта чеховская пьеса была поставлена Станиславским».

В 1991 году Штайн поставил в Москве «Вишнёвый сад». Начиная репетиции он задавался вопросом: «Что означает название „Вишнёвый сад“?» и сам отвечал: «А то, что в центре её — не история одного человека или группы людей, а часть природы — сад, взращённый руками человека. Главное для Чехова — человек и природа, человек и Космос. И это для него, как мне кажется, гораздо важнее того, что связывает людей. Тем самым уже в начале века Чехов уловил то состояние, которое характерно для всего нашего столетия — разобщённость людей, их отчуждённость».