100 великих любовников - Муромов Игорь

Потом они уехали в Америку, где оказались в центре внимания прессы. У Айседоры был контракт – танцевать в ряде восточных и центральных штатов. После выступления она выводила на сцену Есенина, представляя его публике как «второго Пушкина». На вечере у поэта Мани-Лейба Есенин читал главы из книги «Страна негодяев». Вечер закончился скандалом. Выступления Айседоры Дункан в США стали невозможны. «В страшной моде здесь господин доллар. Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод (…) зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину», – делился своими впечатлениями о загранице Есенин.

Сергей и Айседора возвратились в Россию в августе 1923 года. Приехав в Москву, они нашли школу в жалком состоянии. К счастью, у Айседоры были чеки «Америкен экспресс» примерно на 70000 франков. Подруга танцовщицы Мэри Дести писала в своей книге «Нерассказанная история»:

«Айседора потратила все, что у нее было, на школу. Это привело Сергея в ярость – он хотел владеть всем и раздавать все друзьям. Десятки своих костюмов он щедро раздаривал направо и налево, так же как обувь, рубашки и т п., не говоря уж о туалетах Айседоры, о которых она постоянно спохватывалась в Париже и считала, что их крали горничные.

Они с Сергеем пробыли в Москве лишь несколько дней, когда он исчез на несколько недель. Айседора была встревожена и думала, что с ним что-то случилось. Без конца до слуха ее доходили сплетни, будто по ночам его видели в ресторанах, обычно с женщиной. Так продолжалось несколько месяцев. Он возвращался только для того, чтобы выманить у него деньги, с которыми можно было устраивать дебоши.

Какое это грустное, неблагодарное дело для женщины с тонкой душой стараться спасти разнузданного пьяницу! Но Айседора никогда не чувствовала по отношению к нему ни малейшего гнева. Когда он возвращался, ему достаточно было броситься к ее ногам, как перед Мадонной, и она прижимала его златокудрую голову к груди и успокаивала его».

Наконец Сергей и Айседора расстались.

После Айседоры Дункан еще две женщины беззаветно пытались спасти погибающего поэта. Одна его любила, другая была его женой. Вернувшись из-за границы, Есенин со своими сестрами поселился у Галины Бениславской, которая стала для Есенина близким человеком, другом и помощником. «С невиданной самоотверженностью, с редким самопожертвованием посвятила она себя ему… Без устали, без ропота, забыв о себе, словно выполняя долг, несла она тяжкую ношу забот о Есенине». В 1924—1925 годах Бениславская во время отъездов Есенина из Москвы вела все его литературные дела. «Всегда Ваша и всегда люблю Вас», – заканчивала она все письма к Есенину. Но он, обременяя ее бесконечными поручениями, заверял лишь в нежной дружбе, которая была «гораздо больше и лучше, чем чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя».

В то время женой Есенина была Софья Толстая, внучка Льва Толстого, чем он очень гордился. Любовь ее к Есенину была нелегкой. Софья Толстая была истинной внучкой своего деда. Даже обликом напоминала его: вся в деда грубоватым мужицким лицом, эта женщина редкого ума и широкого сердца внесла в тревожную кочевую жизнь Сергея Есенина свет и успокоение.

Но, видимо, было уже поздно. В конце декабря Есенин сбежал из Москвы в Ленинград, не сказав ни слова ни жене, ни друзьям. О том, что пережила Софья Толстая, живя в Есениным в его черные страшные последние годы, писала своей приятельнице мать Софьи Толстой, Ольга Константиновна Толстая:

«…Нет слов, чтоб описать тебе, что я пережила за эти дни за несчастную Соню. Вся эта осень, со времени возвращения их из Баку, это был сплошной кошмар. И как Соня могла это выносить, как она могла продолжать его любить – это просто непонятно и, вероятно, объясняется лишь тайной любви. А любила она его, по-видимому, безмерно… Его поступки… безумную, оскорбительную ревность – она все объясняла болезнью и переносила безропотно, молчаливо, никогда никому не жалуясь… В конце ноября или начале декабря он сам решил начать лечиться и поместился в клинику, но скоро заскучал… Явился домой 21-го декабря уже совершенно пьяный с бутылкой в руках… 23-го вечером мне звонит Соня и говорит: "Он уехал…" И в первый раз в голосе Сони я почувствовала усталость, досаду, оскорбление. Тогда я решилась сказать: "Надеюсь, что он больше не вернется"».

Дня через два Ольга Константиновна Толстая, мать Сони, пришла к ней. «Соню я застала страшно мрачной, совершенно безжизненной: она днями лежала на диване, не говоря ни слова, не ела, не пила…»