Первые залпы войны - Аввакумов Николай Васильевич

За Селигером

Распрощавшись с Денисовым в госпитале, я пошел к коменданту станции. Там зарегистрировали меня, расспросили, из какой части, почему не с нею, и сказали, что сегодня-завтра будет формироваться батальон. Я должен слушать команду капитана Дементьева. Здесь мне выписали продовольственный аттестат, по которому получил на складе сухой паек на трое суток.

В сквере станции группами располагались бойцы.

Это такие же, как я, вышедшие из окружения. Разница только в том, что многие выходили взводами и ротами, а я — вдвоем с Денисовым. Но и с ним пришлось расстаться. Поблудив по скверу и порасспросив красноармейцев о местонахождении полка, я потерял надежду найти свою часть. Настроение было неважное, и я решил еще раз навестить Денисова. Он лежал в госпитале около открытого окна, и не стоило большого труда разыскать его.

Денисов сидел на койке в новом нательном белье, успел сбрить щетину, которой оброс в скитаниях по тылам. Он выглядел бодрее. Хирург, который позже осматривал его, сказал, что руку ампутировать не будут, и обещал вернуть Денисова в строй не позднее чем через месяц. Я радовался за друга. Он успел все подробно расспросить и сообщил, что мы находимся на станции Великие Луки. Приход врача в палату прервал наше свидание. Я снова направился в сквер.

Несмотря на беспрерывные налеты немецкой авиации, люди чувствовали себя спокойно. Зенитки и патрулирующие истребители отгоняли немецких бомбардировщиков, которым приходилось сбрасывать бомбы на близлежащие поселки, деревни или куда попало. Большинство бойцов спало, подложив под головы вещмешки и оружие. Эта предосторожность оказалась не лишней, так как многие выходили из тылов без оружия и не стеснялись красть его у других.

Я сел под огромным тополем и развязал вещевой мешок. Сухой паек, полученный здесь, отличался от других сухих пайков, которые я получал раньше; горка сухарей, кусок свиного сала весом не больше двухсот граммов, десять кусочков пиленого сахара, и все. Только приготовился приняться за свой скудный обед, как послышалась команда: «Выходи строиться!» Затем эту команду повторили десятки голосов. Я сунул в рот кусочек сахара, завязал мешок и пошел в строй. Капитан Дементьев был худой, высокий, слегка сутуловатый, в старой, выцветшей гимнастерке, порванной около плеча, но аккуратно зашитой. Он обошел строй и встал перед ним там, где стояло около двух десятков средних, командиров. Поговорив о чем-то с командирами, Дементьев объявил, что сейчас строй будет разделен по ротам и взводам. Правый фланг был отделен высоким, старшим лейтенантом.

— Правый фланг по этот ряд напра-во! — отрубив рукой часть строя, скомандовал старший лейтенант.

Отведя бойцов метров на двадцать, он объявил, что это первая рота, а он ее командир — старший лейтенант Коридзе. То же сделал и другой командир, лейтенант Богданов.

Я очутился во второй роте. Капитан объявил, что списки подразделений будут составлены по прибытии на место. Он подал команду развести подразделения по-вагонам. На путях за станцией стоял состав примерно из трех десятков крытых товарных вагонов и открытых платформ. Нашей роте пришлось располагаться на открытых платформах.

Я устроился у борта платформы. Кругом незнакомые ребята. Рядом со мной разместился красноармеец богатырского сложения. Он оказался разговорчивым и компанейским. Посмотрев на мои петлицы, спросил:

— Кто ты: сержант или младший сержант?

— Сержант, — ответил я.

— А что у тебя? На одной петлице сержант, а на другой — младший сержант. — Он покопался у себя в кармане, вытащил огрызок химического карандаша и дорисовал на петлице недостающий треугольник, который. Где-то оторвался.

— Вот так будет в норме, — сказал он. А потом отрекомендовался Селивановым, рядовым. Я обратил внимание на его руки. Огромные, пальцы вдвое больше и толще моих. Словом, не ладонь, а совковая лопата. Селиванов расспросил, кто я такой, откуда родом, из какой части. Я коротко рассказал ему о своих блужданиях по тылам. Он сказал, что и ему пришлось пробираться по тылам немцев, но вышел он оттуда со своей ротой и с малыми потерями.

— Ты радуйся, что в нашу роту попал. У нас командир что надо. Я его в бою видел и по тылам с ним прошел. Не смотри, что он неразговорчивый. Это душа-человек. Он тебя насквозь видит и справедлив. Я за ним в огонь и воду пойду, — хвалил Богданова Селиванов. Разговаривая о том и о сем, мы задремали. Нас разбудил чей-то выкрик: «Станция Пено!» Поезд замедлил ход, остановился возле вокзала.