Ковпак - Гладков Теодор Кириллович

Рокоссовский неизменно отвечал одно и то же:

— Потерпите, товарищи. Наши разведчики уточняют проходы. Мы отвечаем за то, чтобы вы пересекли линию фронта без помех.

Генерал слов на ветер не бросал: когда командиры наконец улетели, их самолет ни разу не попал даже под луч прожектора, не то что обстрел.

И 12 сентября, в первую годовщину создания Путивльского отряда, Ковпак уже стоял на лесном аэродроме в окружении своих партизан…

…Руднев не отпускал его от себя ни на шаг с того мгновения, когда Ковпак очутился в крепких объятиях комиссара. Он умел расспрашивать, этот сердцевед и умница. Так что все, что было в Москве, — вплоть до мельчайших деталей, запоминать которые ковпаковская удивительно цепкая память умела поразительно, — Руднев уже знал не хуже самого Деда.

…А затем… Затем они оба вновь были неразлучны, как и до того. И оба наблюдали, как хлопцы восприняли возвращение Ковпака из Москвы.

Дед молчал, и комиссар молчал, но оба знали: каждый боец понимает, что не зря командира вызывали в Москву, догадывались, что соединению доверено какое-то новое важное задание.

Видели Ковпак с Рудневым: безотказно действует неписаное правило, заведенное в соединении: никто, никогда, никого не спрашивает, куда, зачем, когда и как идут. Таких вопросов ковпаковец не задает. Не положено вести этих разговоров. На то есть командиры и комиссары, чтобы точно знать ответы на эти вопросы и вести людей туда, куда полагается по приказу. Вот и все. Дело бойцов — этот приказ вовремя и точно выполнить. Это по-ковпаковски!

Дед с комиссаром каждодневно наблюдали действие этого правила, ими же превращенного в закон. Он привел в движение все соединение. Оно забурлило, стало готовиться в дорогу, чувствуя на себе пристальные, требовательные, ставшие после Москвы особо внимательными и сосредоточенными глаза Сидора Артемьевича и Руднева. Оба дневали и ночевали в отрядах. Спали урывками. Работы подвалило обоим — не продохнуть. Партизанский аэродром не ведал еще такого клокочущего водоворота, как в эти сентябрьские дни сорок второго. Ночь стала днем: еженощно Москва посылала «дугласы», до отказа груженные всевозможнейшим добром. Они садились на сигнальные огни партизанских маяков и, точно из рога изобилия, высыпали: оружие — пушки и пулеметы, автоматы и винтовки; боеприпасы — мины и гранаты, патроны и снаряды; медикаменты, продовольствие и обмундирование, газеты и листовки. И соль. Вот именно — простую соль. Ибо в лесах она становилась едва ли не самой большой ценностью.

Одним словом, Москва ничего не забыла. Более того, давала больше, чем просили.

Начальник штаба Григорий Базыма (единственный, кроме Ковпака и Руднева, человек в отряде, посвященный в тайну будущего рейда) вспоминал позднее:

«Ковпак лично принимал грузы и вел им учет. В любое время суток Сидор Артемьевич был готов встречать обоз с лесного аэродрома. Ему все казалось, что там, на Большой земле что-то недогрузили или здесь, на аэродроме, наши приемщики просмотрели и у них из-под носа утащили ящик-другой соседние отряды (нужда в боеприпасах была большая).

Сверяя полученные грузы с заявкой, оставленной им в Москве, Ковпак говорил, имея в виду снабженцев и отправителей: «Меня не обманете! Попробуйте не выполнить приказа Ворошилова!»

Но жаловаться на снабженцев Штаба партизанского движения Ковпаку не пришлось: его требования по всем видам боевого снабжения перевыполнялись. Мы получили много новинок из области минного дела, бронебойного оружия…

— Эти штучки я не заказывал, — довольный смеялся Сидор Артемьевич, рассматривая каждую новую вещь».

Имущество тут же распределялось по справедливости между отрядами и подразделениями. Но тут не все проходило гладко. Командиры, чуя, что рейд предстоит необычный, старались набрать и сверх положенного им штабом. Особенной запасливостью отличались командиры Шалыгинцев, Саганюк (уже не потому ли, что был до войны председателем райпотребсоюза?) и Матющенко.

Выглядело это примерно так. Приходят шалыгинцы, уверяют, что им полагается еще десять тысяч патронов.

Ковпак в настроении самом благодушном, хитрость шалыгинцев видит насквозь. Но те упорствуют. Дед начинает распаляться:

— Мовчи, Матющенко, не доводи до зла… Ох, не люблю брехни! Это что? Кто получил десять тысяч? Не знаешь?

Ковпак воинственно тычет под нос Саганюку и Матющенко ведомость с их собственноручными расписками в получении патронов. Шалыгинцы вытягиваются и молчат, только не сводят с Ковпака жалостных глаз…