Булат Окуджава - Быков Дмитрий Львович

Шалва Окуджава был расстрелян в подвале Свердловского НКВД 4 августа 1937 года.

• Убили моего отца
• ни за понюшку табака.
• Всего лишь капелька свинца —
• зато как рана глубока!

• Он не успел, не закричал,
• лишь выстрел треснул в тишине.
• Давно тот выстрел отзвучал,
• но рана та еще во мне.

• Как эстафету прежних дней,
• сквозь эти дни ее несу.
• Наверно, и подохну с ней,
• как с трехлинейкой на весу.

• А тот, что выстрелил в него,
• готовый заново пальнуть,
• он из подвала своего
• домой поехал отдохнуть.

• И он вошел к себе домой
• пить водку и ласкать детей,
• он – соотечественник мой
• и брат по племени людей.

• И уж который год подряд,
• презревши боль былых утрат,
• друг друга братьями зовем
• и с ним в обнимку мы живем.

Это написано в 1979 году.

7

Что это, собственно, было?

Русская революция вызывает столь противоречивые оценки потому, что в ней слились и смешались два процесса. Первый – воплощение той самой вековой мечты человечества, грандиозный взрыв социального и культурного творчества, отважные научно-технические проекты, утопический энтузиазм, чудеса самопожертвования. Второй – безудержный выплеск зверства, грабежи, убийства и мародерство под предлогом социального реванша, месть простоты, триумф пещерности, проявление страшной жестокости и темноты обожествляемого революционерами народа. И всего ужасней, что революционеры этой темнотой и зверством пользовались для достижения собственной мечты, искренне полагая, что со временем цель оправдает средства.

Случилось худшее – средства пожрали цель. Волны погасили ветер, как писали в 1983 году братья Стругацкие – точные исследователи процесса, без упоминания которых разговор о нем немыслим.

Разделить эти две тенденции русской революции наконец необходимо. Глупы те, кто приписывает социальный переворот инородцам и иностранцам: это так же наивно, как попытка выдумать дьявола, чтобы списать на его козни то, что кажется нам злом. Трудней всего признать: зло – или то, что мы за него принимаем, – тоже исходит от Бога или существует в мире независимо от него. Революция – это и выплеск зверства, и всплеск таланта; и темнота, и просвещение; и животное скотство, и подвиг. Но в ней участвовали две разные России, различающиеся не примесью чужой крови, а наличием или отсутствием внутреннего нравственного кодекса, представлений о дозволенном и недозволенном. Одним революция была нужна, чтобы через грязь и кровь прийти к новому типу государства. Другим – только ради этих грязи и крови, составлявших их естественную среду.

Ахматова говорила, что в 1956 году, после хрущевских реабилитаций, «две России наконец-то посмотрят друг другу в глаза: та, что сидела, и та, что сажала».

Эти две России были всегда. Русская двойственность, многими – ошибочно и поверхностно – объясняемая как следствие евроазиатской отечественной географии, как раз и есть наша национальная специфика, знаменитая во всем мире равной готовностью к чудесам самоотверженности и безднам мерзости.

Но это две разные России, вот в чем дело. И если в 1956 году им пришлось посмотреть друг другу в глаза, то еще раньше, в 1917-м, одна голодала и творила, другая – грабила и насиловала. И в 1937 году вторая съела первую.

Вот и всё.

Портрет этой «другой России» Окуджава дал в точном и страшном стихотворении «Письмо к маме»:

• Ты сидишь на нарах посреди Москвы.
• Голова кружится от слепой тоски.
• На окне – намордник, воля – за стеной,
• ниточка порвалась меж тобой и мной.
• За железной дверью топчется солдат…
• Прости его, мама: он не виноват,
• он себе на душу греха не берет —
• он не за себя ведь – он за весь народ.

• Следователь юный машет кулаком.
• Ему так привычно звать тебя врагом.
• За свою работу рад он попотеть…
• Или ему тоже в камере сидеть!
• В голове убогой – трехэтажный мат…
• Прости его, мама: он не виноват,
• он себе на душу греха не берет —
• он не за себя ведь – он за весь народ.

• Чуть за Красноярском – твой лесоповал.
• Конвоир на фронте сроду не бывал.
• Он тебя прикладом, он тебя пинком,
• чтоб тебе не думать больше ни о ком.
• Тулуп на нем жарок, да холоден взгляд…
• Прости его, мама: он не виноват,
• он себе на душу греха не берет —
• он не за себя ведь – он за весь народ.

• Вождь укрылся в башне у Москвы-реки.
• У него от страха паралич руки.
• Он не доверяет больше никому,
• словно сам построил для себя тюрьму.
• Все ему подвластно, да опять не рад…
• Прости его, мама: он не виноват,
• он себе на душу греха не берет —
• он не за себя ведь – он за весь народ.

Подвижничество русской революции пожралось ее зверством, как впоследствии подвиги диссидентов, их идеализм и свободолюбие оказались скомпрометированы мерзостью повального воровства и братковских разборок. Еще одна русская революция прошла по проклятому двойственному сценарию. Окуджава по разным причинам недоформулировал то, что чувствовал с самого начала, но в «Упраздненном театре» – с помощью говорящих деталей и настойчивых лейтмотивов – продемонстрировал свое видение ситуации: его родителей сожрали люди другой породы.