Восстание потребителей - Панюшкин Валерий

«Кто тут Комаровский?» — загрохотала рыжеволосая женщина, и кофе из ее пачки веером рассыпался по кабинету Комаровского.

«Я Комаровский», — обреченно сказал Комаровский и подумал, что главной ошибкой в его жизни было, конечно же, то, что он Комаровский.

Неприятнее всего было то обстоятельство, что рыжеволосая женщина пришла не одна. За ее спиной маячил еще маленький человечек с бородкой, лицо у которого было настолько гадкое, что Комаровский сразу подумал про него — юрист. А кроме юриста маячили еще два амбала, вид у которых был такой, что нельзя было предположить, будто они пришли вступать в переговоры, ибо ничто не свидетельствовало об умении амбалов говорить.

«Это Комаровский?» — уточнила женщина и, разбрасывая кофе, как сеятель, решительно направилась к столу Комаровского. Юрист и амбалы последовали за нею.

Эти четверо не собирались сесть за стол. Они обходили стол слева, одновременно предъявляя претензии на головокружительную сумму в двадцать миллиардов рублей. На основании изложенных претензий они явно собирались вытащить Комаровского из-за стола за шкирку, как щенка. Комаровский же справедливо рассудил, что разбираться с конфликтами более чем в сто тысяч рублей не в его компетенции, предложил встретиться с руководством КонфОП, у которого, дескать, лучше с арифметикой в частности и с экономикой вообще, вскочил, оббежал стол справа и бросился в открытую дверь — бежать! бежать! — с третьего этажа на пятый, прыгая через две ступеньки. Рыжеволосая и амбалы поспешили следом. Юрист, видимо, страдал одышкой и потому отстал.

За двадцать прыжков Комаровский преодолел два этажа и ввалился в кабинет к Аузану, как дети в случае опасности бегут к мамочке.

«Сан Саныч! Спасай!» — только и успел прокричать Комаровский.

«Держи его!» — прокричала женщина.

А Аузан уже вставал из-за стола, радушно улыбался, указывал руками на стулья и говорил так, словно эти башибузуки были долгожданными его гостями: «Проходите, господа, присаживайтесь, слушаю вас очень внимательно».

В последующие четверть часа женщина выкрикивала нечленораздельное, юрист боролся с астмой, а амбалы стояли в дверях, поскольку слово «господа» никак не могло к ним относиться.

Женщина выкрикивала нечленораздельное, а Аузан слушал и качал головой, как качает головой внимательный врач, собирая с больного анамнез.

«Знаете что, — ласково сказал Аузан так, будто поставил уже диагноз и теперь назначает лечение. — В вашем случае лучше всего обратиться в суд. Видите ли, суд — это прекрасный инструмент для разрешения споров. Насколько я понимаю, речь ведь идет про кофе „Мария Бонита“. Мы совершенно готовы, у нас аккуратно составлены все документы, касающиеся экспертизы вашего продукта. У нас опытные юристы».

Комаровский подумал, что главное — не показывать только амбалам этих «опытных юристов», поскольку амбалы вряд ли испугаются двадцатипятилетних девочек.

«Какой суд! — заголосила рыжая. — Вы же КонфОП! Вы же ни одного суда не проиграли!»

И Комаровский подумал, что вот сейчас они все погибнут из-за этой легенды о всесилии КонфОП.

«Разумеется, — парировал Аузан. — Но с судебным решением на руках вам же самим будет легче выставлять претензии вашим поставщикам».

«Это ж какие издержки!» — не сдавалась рыжая.

«А вот тут позвольте представиться, — сказал Аузан с каким-то даже торжеством в голосе. — Я профессор экономического факультета МГУ Александр Аузан, и про издержки давайте лучше расскажу вам я».

Далее последовала лекция, из которой выходило, что рыжей женщине очень даже выгодно, что про кофе, которым она торгует, стало известно, насколько он пыль и шелуха. Из лекции следовало, что соблюдение прав потребителей нисколько не повышает издержки, а наоборот, понижает их, поскольку тратиться на амбалов значительно дороже, чем на судебные разбирательства. И так выходило, что рыжая женщина должна еще и благодарить за то, что на ее складах лежат несколько тонн кофе «Мария Бонита», про который все теперь знают, что он состоит из пыли и кофейной шелухи.

Женщина если и не благодарила, то все же смирилась как-то с возможностью той утопии, про которую рассказывал ей Аузан. Что же касается амбалов, то те не очень разумели человеческую речь и не очень понимали, что в прекрасном мире, который описывает профессор, им нет места. Почти обреченно женщина спросила все же: