Газпром. Новое русское оружие - Панюшкин Валерий

По «второй вертушке» руководители государства звонят друг другу через секретарей. По «первой вертушке» – напрямую. Для воспитанного советской системой Черномырдина не ответить на звонок «первой вертушки» было невозможно.

И вот 13 декабря 1992 года в кабинете Черномырдина зазвонила «первая вертушка». Звонил Ельцин. Он сказал:

– Виктор Степанович, нам не удастся удержать Гайдара, приезжайте на Съезд.

14 декабря на съезде произошло мягкое рейтинговое голосование. Депутаты выбирали из четырех предложенных кандидатур. В рейтинговом голосовании 637 голосов набрал секретарь Совета безопасности Юрий Скоков, 621 голос набрал вице-премьер Виктор Черномырдин. Другие два кандидата – Егор Гайдар и директор «Автоваза» Владимир Каданников – с большим отрывом отставали от лидеров.

Наступила пауза. Президент Ельцин очевидно не мог назначить премьер-министром Гайдара, съезд не поддержал бы президента, война исполнительной и законодательной ветвей власти разыгралась бы с новой силой. Ельцин мог отдать правительство Скокову, то есть, в конце концов, силовикам, или Черномырдину, то есть, по большому счету, – Газпрому. И Ельцин колебался.

Во время перерыва в маленький совмещенный с президентской ложей кабинет Ельцина пришел Гайдар. Он посоветовал Ельцину прекратить борьбу за сохранение правительства либералов. Но и не предлагать Съезду Скокова, а предложить Черномырдина.

– Если вы остановитесь на Черномырдине, – сказал Гайдар, – я скажу своим коллегам в правительстве, что они имеют моральное право остаться и работать с новым премьером.

Через пять минут Гайдар вышел из ложи Ельцина, демонстративно подошел в зале к Виктору Черномырдину и поздравил его. Депутаты поняли, что президент остановил свой выбор на человеке из Газпрома. Дальнейшее утверждение Черномырдина на посту премьера носило чисто формальный характер. Президент вынес его кандидатуру на голосование, и за нового премьера проголосовал 721 депутат.

Казалось бы, Газпром мог ликовать, что его корпоративные интересы защищаются теперь в правительстве на самом высоком уровне, и Газпром ликовал. Казалось бы, Черномырдин мог испытывать неведомое Гайдару чувство уверенности от того, что за его спиной стоит такая мощная промышленная структура, как Газпром, и Черномырдин, вероятно, испытывал уверенность. Однако вскоре выяснилось, что интересы государства и интересы компании во многом расходятся.

Черномырдин вообще оказался в непривычной для него, двоякой ситуации. С одной стороны, своим назначением он был обязан парламентариям. С другой стороны, не прошло и года после его назначения, как он отдал приказ стрелять в парламент из танка. Вопреки договоренностям, которые достигнуты были между Егором Гайдаром и Русланом Хасбулатовым, парламент не отменил конституционных поправок, которые обещал отменить в случае ухода Гайдара в отставку. В результате, не прошло и года Черномырдинского премьерства, как конфликт между законодательной и исполнительной властями дошел до вооруженного противостояния. Парламент объявил исполнительную власть вне закона. Сторонники Руслана Хасбулатова забаррикадировались в здании парламента, пошли на штурм телецентра Останкино и Московской мэрии. И в ночь с 3 на 4 октября 1993 года утвержденный этим парламентом премьер Черномырдин звонил министру обороны Грачеву и требовал танков, и получил. Танки расстреляли парламентское здание на Краснопресненской набережной, и здание это после ремонта стало Домом правительства.

Было трагически раздвоенное время. 1 февраля 1993 года Черномырдин позволил Газпрому в четыре раза увеличить цены на газ внутри страны, но вместе с тем почти никто внутри страны Газпрому за газ не платил, и компании, в сущности, было все равно, сколько денег ей не платят – как раньше или в четыре раза больше.

Вообще вместо денег в те времена в России использовались вексельные схемы. Какая-нибудь поликлиника, например, нуждалась в газе, но не имела денег за газ платить. Главный врач поликлиники обращался в Министерство здравоохранения и получал разрешение взять кредит в коммерческом банке, чтобы закупить на этот кредит газ. Государство брало на себя обязательства со временем погасить этот кредит. Коммерческий банк кредит поликлинике давал, но не деньгами, а векселем. Вексель на сто рублей, например, Газпром отказывался считать ста рублями, зачитывал вексель за шестьдесят рублей и на шестьдесят рублей поставлял поликлинике газ. Потом банк требовал от Газпрома заплатить по векселю, причем вексель оценивал уже в восемьдесят рублей. Газпром платил и требовал от государства погасить сторублевый вексель. Государство, не имея денег, списывало сто рублей с налогов Газпрома. Таким образом, Газпром поставив газа на шестьдесят рублей, получал налоговых списаний на сто рублей. А банк получал восемьдесят рублей за вексель, рыночная цена которого равнялась шестидесяти рублям.