Кисло-сладкая журналистика - Ганапольский Матвей

Так что если вы захотите навсегда вписать себя в историю, то запомните: для этого вы должны быть либо великим строителем, как Хеопс, либо великим злодеем, как Каин.

Единственное, кого история упорно не хочет помнить, так это запретителей, потому что их действия противоречат ее течению.

Вот почему все те, кто ругает Горбачева, очень скоро забудутся, а его имя будут помнить очень долго. Потому что на половине земного шара, которую занимала опасная и вооруженная страна, он включил демократию. И мир стал безопасней.

А история считает, что сделать половину земного шара безопасней – это ничем не хуже, чем построить великую пирамиду.

Но вернемся к нашей теме изучения закономерностей поведения аудитории.

Когда открыли «Эхо», оно располагалось в одной крохотной комнатке, с двумя пишущими машинками и четырьмя стульями. Комната находилась в конце очень длинного коридора. Возле двери редакции, в коридоре, стоял огромный мрачный сейф. На нем, когда в комнатке не хватало места, можно было править материал. В самой редакции громко стучали три пишущие машинки и кричали по телефону.

С первого же дня журналисты «Эха» стали чувствовать, что такое народная любовь. Сотни людей выяснили наш адрес, и длинный коридор стал наполняться людьми.

Сначала люди приходили просто так – посмотреть на нас и убедиться, что мы действительно существуем. Зайти в редакцию и сказать нам приятное – это стало ритуалом, некой модой среди московской интеллигенции. Нам это очень нравилось, потому что нас кормили. Большой мусорный ящик был заполнен пустыми коробками от тортов. Их приносили, вручали нам и говорили, что принесли торт, потому что мы для них большой праздник. Мы сходили с ума, потому что есть целый день торты невозможно, а они ничего другого не приносили. А самим просить, чтобы нам приносили, например, бутерброды, нам казалось неудобно. Мы просили оставлять торты в коридоре, дарили их близким и неумолимо толстели.

На двух редакционных столах были разбросаны последние дары: огромный мохнатый игрушечный заяц для наших детей, толстая стопка рукописных листов с описанием того, как улучшить мир, и невероятных размеров модель самолета. Человек, который принес модель, с трудом затащил ее в комнату, пожелал нам лететь далеко и быстро и так же, как пожелал, сам растворился в темноте коридора.

А однажды из этой темноты появился толстый священник с кадилом. Оказалось, что он представляет Катакомбную церковь и хочет нас освятить. Он втиснулся в комнату и динамично махнул кадилом, от чего на пол посыпались пленки и тексты, а помещение наполнилось сладким дымом. Махнув еще пару рал и довершив разрушение редакции, он гордо удалился. Наверное, в свои катакомбы.

После подобных визитов одиночек, когда окончательно выяснилось, что мы не марсиане, наступил второй этап: десятки людей уже ежедневно оставались в коридоре на целый день. Они приносили с собой еду, угощали друг друга и нас, а к вечеру расходились, назначив встречу на завтра. Это было прообразом современных социальных сетей, хотя тогда об Интернете никто и не мечтал. Но все эти люди не просто толклись в коридоре, но иногда приносили нам какие-то новости или слухи, которые оказывались важными для нашего эфира.

Потом в коридоре появились иногородние. Они располагались поодаль, потому что ближе к двери все было занято постоянными коридорными сидельцами.

У москвичей были свои VIP места.

Приезжие ели на корточках, потом доставали смятые, от дальней дороги, листы и бережно передавали их нам. Это были бесконечные жалобы на несправедливость, на беспредел и нарушения. Приезжие объясняли, что правду у них в регионе нельзя найти, что они собрали последние деньги на билет и приехали, потому что существует слух, что мы честные.

Оставив бумаги на столе, приезжие торопились на вечерний поезд, а мы складывали эти жалобы, чтобы потом отдать их какому-нибудь депутату, если он захочет это взять.

Я рад, что мы многим помогли.

Прошло еще совсем немного времени, но в коридоре наметились явные изменения.

Нам так же носили подарки, но, в основном, это было то, что уже не нужно было дома.

Привычные торты были полусъеденные, а детские куклы старые. Кстати, модель самолета тоже оказалось старой и развалилась сама, осыпав всех облупившейся краской.

В то время был большой дефицит всего, в том числе батареек для радиоприемников. Однажды мы обратились в эфире к слушателям, чтобы они помогли другим и принесли ненужные батарейки, которые мы раздарим тем, у кого радио замолчало. Внизу у охранника мы поставили огромный бумажный мешок. Через три дня он был полон.