Наплевать на дьявола: пощечина общественному вкусу - Кучерская Майя

У Льва Толстого есть притча «Много ли человеку земли нужно?». Три аршина, заключает Толстой. Чехов откликнулся на это так: «Толстой говорит, что человеку нужно всего три аршина земли. Вздор – три аршина земли нужно мертвому…»

Потому что живому человеку нужен весь земной шар.

Молчальники

О батюшках

Страсти по призыву коснулись и священства. На священников больше не распространяются отсрочки. Представители духовенства прокомментировали это довольно резко: по церковным канонам священник не должен брать в руки оружие. На возражение, что существует альтернативная служба и почему бы батюшке не поработать в больнице, был ответ: священников на приходах катастрофически не хватает, заменить их будет некем. Так что пусть уж остаются там, где они нужнее. С этим трудно не согласиться. Как и с тем, что так же остро не хватает сельских учителей и сельских врачей, на которых тоже с этого года не распространяются отсрочки. Да и младенцу, которому не исполнилось трех лет, хорошо бы расти при отце. Государство выступило в обычном для себя жанре, и удивляться тут нечему. Удивления достойно другое – ни о врачах, ни об учителях, ни о молодых отцах в публичных дискуссиях, которые велись в последние недели, речи не шло.

Представители церкви, к которым в основном и обращались за комментариями, говорили лишь о себе, о своем, о своих. Они молчали о том, что молодой мужчина в сельской школе – это такая экзотика и ценность, что беречь его надо как зеницу ока. Они и словом не обмолвились о том, что лишать семью отца ничуть не лучше, чем приход – настоятеля. Не касались различий в сроках между альтернативной и военной службой. Казалось бы, ну а почему священнослужители должны об этом говорить – разве это их дело?

Самое прямое. Это ведь те, кто называет себя отцами и пастырями. И российские граждане, две трети которых считают себя православными, как раз их паства. А значит, нравственное состояние россиян должно волновать духовенство буквально по долгу службы. Тем не менее я не могу вспомнить, когда в последний раз священник открыто, в публичном пространстве высказывался на острые этические темы. Когда наше духовенство обсуждало не вредоносность Гарри Поттера, Мадонны и межэтнических браков, а говорило о больном и насущном? Например, напоминало чиновникам, что брать взятки – грех. Или во всеуслышание заявляло, что убивать на улицах людей за цвет кожи и разрез глаз – не по-христиански. Когда выступило против очевидных, к небу вопиющих несправедливостей, которые случаются в нашей стране каждый день? Печальная судьба отца Сергея Таратухина, назвавшего Ходорковского политзаключенным и поплатившегося за это саном, известна, и нет! я не призываю батюшек к мученичеству. Есть великое множество вопросов и проблем, лежащих за пределами политики. И возможно, они разрешились бы гораздо быстрее, напоминай наши священники вслух, упрямо и терпеливо, что такое хорошо и что такое плохо. С любовью к этому миру, конечно, а не с праведным гневом. Но пастыри молчат. Молчит не только белое духовенство, молчат и епископы, у которых ни семьи, ни детей и которым, казалось бы, чего бояться? Что терять? Но пока они боятся потерять что-то свое, они теряют вверенные им души.

Грех – не беда

О страхах современной литературы

Случилось событие исключительной важности. В свет вышла первая за последние десятилетия непереводная светская сказка об искушении, соблазне и бесах. Не придурковатых фольклорных чертиках, а самых настоящих бесах – умных обманщиках, сражающихся за человеческую душу. Сказка называется «Агата возвращается домой» (М.: Гаятри). Сочинила ее писатель Линор Горалик.

Сюжет: девочка Агата сидит дома одна и от скуки решается на то, что запрещено ей строго-настрого, – выйти в лес, отмерить ровно сто шагов вперед и сто обратно. И так немного развлечься. На 62-м шаге Агата скользит и летит в яму. Где и встречается с бесенком. Косматый, пахнущий псиной, по-своему даже милый бесенок обещает показать девочке место, где спрятан клад, но, конечно, обманывает и привозит Агату на собственной спине (привет Гоголю и Булгакову) к своему «папе», человеку в серой меховой шубе. Совершенно нестрашному. Агата играет с «папой» в ладошки и чувствует себя так хорошо и такой умницей, как никогда и ни с кем. Лишь под конец истории Агата понимает, что игры с дьяволом смертельно опасны. Линор Горалик изящно, культурно и без дидактического нажима на пальцах показывает, что такое грех, как он сладок и как с каждым шагом в лес все труднее и невозможнее вернуться назад, домой. Не к святости, а просто к нормальной, не траченной ложью жизни.