Мужчина и женщина - Рой Олег

— Интересно, что когда-либо слышанное об арабах так возбудило ваше любопытство, мадам? — набросился он на нее, скрывая собственную уязвимость. — Надеялись, что мое копье будет больше, чем у любого англичанина? Арабские мужчины славятся умением доставить женщине несказанное наслаждение. Признайтесь, чего вы надеялись достичь своим обманом?

Она не испугалась его резкости прошлой ночью, так же как не отпрянула в страхе сейчас.

— Всего одна ночь, сэр. Я надеялась получить единственную ночь страсти. — Ее голова вновь легла на подушку; коса свернулась змеей. — Мне показалось, что это нужно и вам тоже, иначе не стала бы отнимать у вас время.

Женщина, лежавшая голой в смятых покрывалах, с растрепанными волосами и лицом, блестящим от высохшего пота, просто не могла олицетворять достоинство. Любая, кроме Меган. Эта женщина не унижала его. Не издевалась. Не жалела. И сказала, что не станет осуждать.

Почему?

Она англичанка, если не благородного происхождения, то явно из приличной семьи.

Как может она принять то, что отвергли обитательницы гарема?

— Я hadim, — безжалостно бросил он.

— А я англичанка, — отпарировала она.

В буквальном переводе это означало «безволосый», хотя подспудный смысл был ясен человеку любой-национальности. Мохаммед сквозь зубы выдавил ненавистное слово, которое надеялся не упоминать при этой женщине, слово, преследовавшее его сорок лет:

— Я евнух, мадам.

Пустыня — место предательских песков и воющего ветра, но не только. Здесь можно обрести покой и тишину. Ранее ему не приходилось наблюдать такую же неподвижность в женщине, но Меган застыла, как статуя. И взгляд ее не дрогнул.

— Должна заметить, сэр, что вчера ночью вы доказали обратное.

Он молча проклял румянец, окрасивший его щеки. Сорок лет он не знал, что это такое. А Меган дважды заставила его покраснеть.

— Мне отрезали камешки, — грубо пояснил он, надеясь шокировать ее.

Доказать, что он не тот мужчина, за которого она приняла его, тот, которым он себя чувствовал всего одну ночь. Но она спокойно взирала на него.

— Под камешками, насколько я поняла, вы подразумеваете свою мошонку?

Кончики его ушей загорелись.

— У меня нет семени.

«У меня нет семени», — громом отдалось в его голове — крик тринадцатилетнего мальчика, навеки непоправимо искалеченного.

Извинение мусульманина, которым он стал, полное бессильного гнева.

— Мой муж был викарием, — начала Меган ясным, но бесстрастным голосом. — Когда врач сказал ему, что вследствие не правильного строения моих внутренних органов я не смогу выносить его детей, он отказался делить со мной постель. Объяснил, что не желает подвергать опасности мою жизнь из-за очередного выкидыша. Местная повитуха посоветовала мне несколько средств, предотвращающих зачатие, но мой муж отказался пользоваться ими, хотя они позволили бы нам быть вместе. Он считал подобные средства аморальными и заявил, что супружеские отношения дозволены только ради продолжения рода.

Слабый скрип рессор экипажа и глухой стук копыт вторглись в мертвенную тишину, последовавшую за ее словами. Но звуки растворились в воздухе так же внезапно, как начались.

— Я бы возблагодарила Бога, не имей мой муж семени или будь я бесплодна, — заключила Меган с холодной решимостью. — Это куда предпочтительнее одиночества, на которое он нас обрек.

Мохаммед молча слушал, вспомнив, как она жаловалась на мужчину, отвергшего ее. Не молодой любовник. Человек, с которым она была близка, как только могут быть близки мужчина и женщина. Подобная близость в самом деле одно из чудес света. Мужчина, давший ей наслаждение и изливший семя в чрево, не способное выносить дитя. Мужчина, которого, по собственному признанию, она любила.

Вихрь эмоций подхватил его. Ревность к глубине ее чувств к усопшему супругу, зависть к долгим годам дружбы, которую они питали друг к другу, непонимание, как утешить женщину, появившуюся в его жизни, только чтобы дать ему силы и уверенность в себе.

На помощь пришла ярость. Как смеет он ощущать потребность в поддержке, не имея средств, чтобы выразить ее?!

Евнухи не могут позволить себе нежных чувств.

— И давно вы овдовели? — резко спросил он.

— Два года назад.

— И сколько мужчин с тех пор перебывало в вашей постели? Или у вас вошло в привычку навещать спальни чужих мужей еще до смерти вашего собственного? — допытывался он, внутренне сжимаясь от своей жестокости и все же стараясь доказать, что она шлюха, если не по профессии, то по призванию. Желая уничтожить связь, возникшую между ними ночью, из опасения, что она станет ожидать большего, чем он может дать. Жалкий евнух… которым он не хотел казаться.

— Мой муж — единственный мужчина, с кем я делила ложе, если не считать вас, разумеется, — сухо объяснила Меган. Лицо ее в обрамлении темных волос на фоне белой наволочки казалось пепельным. — Последние двадцать лет его жизни мы жили в разных спальнях.

Двадцать лет и два года!

Она жила в целомудрии более половины того срока, в течение которого он пребывал евнухом. Однако пришла к нему, к мужчине, который на самом деле не был мужчиной.

— Тот, кого вы просили дотронуться… это был ваш муж, — уверенно заключил он.

Неужели она представляла на его месте своего мужа?

— Да.

— Он был тем, кого вы любили.

— Верно. Я воображала, будто он отвечает на мою любовь, Но этого просто не могло быть, не так ли? Разве мужчина может любить женщину, если не уважает потребностей ее тела?

Она быстро сморгнула слезы. Значит, Меган тоже познала одиночество.

Воспоминания об их слиянии словно омыли его: жаркая бездна ее лона, шелковистая твердость бутона женственности, колкость волос на венерином холмике, впечатавшемся в его пах… Она поглотила его целиком и ни разу не осудила за неопытность или отсутствие яичек.

— Арабские женщины используют комки шерсти, пропитанные уксусом, — неожиданно выпалил он.

— Простите?

По его шее снова поползли красные полосы.

— Для предохранения, — коротко пояснил он.

— Понятно.

Напряжение снова сгустилось в воздухе.

Она в любую минуту может встать, одеться и уйти, так и не узнав, что значила для него эта ночь. Мохаммед отчаянно старался отвлечь ее.

— Меган — ваше настоящее имя?

Он почувствовал неуместность вопроса. Он требовал от Меган правды, не собираясь отвечать тем же.

— Да, — так же сухо ответила она. — Если соизволите оставить меня одну на несколько минут…

— Не надо, — выдавил он и ощутил, как она вздрогнула.

— Что именно?

«Не покидай меня!»

— Со мной не так-то легко.

Молчаливое согласие Меган было понятно любому человеку. Но он продолжал упорствовать, как упорствовал последние сорок лет.