Битва веков - Прозоров Александр

Зверев самолично, подобрав шест с еще горячим запальным щитом, ткнул им поглубже в отверстие, чтобы прожечь навощенное полотно мешка с порохом. Пищаль жахнула, вогнав ядро в густую и почти неподвижную толпу за щитами.

— Пахом, бань старательно, чтобы искр в стволе не осталось!

Князь схватил у опрокинутого возка новый картуз, Полель притащил тяжелое ядро. Минута — и пушка шарахнула снова. Тут же ей эхом ответила вторая, потом еще и еще. Боярские дети вычистили укрепления от татар, и теперь стрельцы спешно осваивали пушкарские обязанности. Очень быстро загрохотали все сто пятьдесят русских пушек, выстрелы слились в непрерывный, заглушающий все вокруг, яростный вой. Фланговые залпы вскоре освободили подступы к стенам, и хотя в тылу, за проходами, еще кипела драка, стало ясно, что на этот раз гуляй-город устоял.

— Выдохлись басурмане, — облегченно отер пот со лба Пахом, и ему тут же ответили с соседнего укрепления:

— Татары! Татары! — На подвижную полевую крепость опять накатывалась конная лавина.

К счастью, воевода успел сделать правильный вывод и увел стрельцов с открытых проходов за стены, за спины нарядов. Когда крымчаки попытались повторить прошлую, почти удавшуюся тактику захвата «углов» с пушками через стены — прыгающих через верх бандитов встретили частые пищальные выстрелы. Стрельцы же палили жребием в бойницы в то время, как пушкари перезаряжали орудия. Порох расходовался в таких количествах, что вскоре из-за густого белого дыма не стало видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Артиллерия уже стреляла реже, в основном на звук конского топота и уповая на то, что вдоль стен хоть кого-то, но сразят. Стрельцы свои пищали опустили и взялись за бердыши, выглядывая пробравшихся к укреплению басурман. Однако и крымчаки теперь не видели стен, через которые нужно перелезать. Причем перелезать толпой, одновременно — одиночки шансов на выживание не имели. Битва затихла сама собой.

Ветер разносил дым неспешно, словно специально оберегая людей от нового кровопролития. В появившихся просветах стало видно, как незваные гости что-то прикапывают на лугу примерно в пяти сотнях саженей.

— Бегом к Воротынскому, — приказал сыну Зверев. — Скажи, Девлет-Гирей пушки ставит.

Османские спецы использовали слепоту русских с полной отдачей: невидимые для стрельцов и пушкарей, они быстро приготовили позиции для своих осадных мортир, и едва сквозь дым стали видны щиты гуляй-города, открыли беглый огонь. Крупные чугунные ядра взрывали землю перед укреплениями, оставляли в бревенчатых щитах аккуратные дырочки, пробивали навылет людей, которым не повезло оказаться на их пути. В русском лагере послышались предсмертные крики — но теперь дым заволок уже вражеские позиции, и из гуляй-города через широкие проходы стремительно вылетела закованная в броню конница, вихрем пронеслась через открытый участок поля, скрылась в дыму на той стороне.

— Доложил, княже! — вернулся к нему сын.

— Вижу, — кивнул Зверев.

— И что теперь будет?

— Ничего не будет, — рассмеялся князь. — Мыслю, вырубили уже всех турецких пушкарей к чертям собачьим. А ближайшие запасные у них токмо в Стамбуле имеются. Здешние пушки — это вам не патрон в винтовочку заслать. У каждой своя навеска, свой калибр, из многих литейщики самолично стреляют. Чуть что неправильно сделаешь — или разорвет, или не выстрелит. Так что без опыта лучше и не браться. Это у нас стрельцы к зелью огненному привычные, понимают, что к чему. Могут, коли надо, заранее отвешенный картуз и кинуть по месту, и прибить правильно, и дробь или ядро закатить как надо. А у Девлет-Ги рея в армии одни лучники.

И правда, боярские сотни уже во весь опор улепетывали после вылазки под защиту стен, осыпаемые тучей стрел. Дым разносился в стороны, открывая вид на османские пушки, заваленные телами в ярких фесках и чалмах.

— Это вам не у города стоять, где опасность только от ворот грозит, — наставительно произнес князь Сакульский. — У нас тут не зевай, враз голову отрежут.

День медленно клонился к закату. Он лишил крымского хана всех вышедших в поход ногайцев: в одной бешеной и почти что удавшейся атаке полегли все двадцать тысяч степняков во главе с самим Теребердей-мурзой. Двести великолепных пушек из султанского арсенала превратились без своих нарядов в бесполезный хлам. Девлет-Гирею было о чем задуматься, и он не спешил начинать новое наступление.