Война 2011. Против НАТО. - Березин Федор Дмитриевич

— У меня тут и так всего один. Если этот шайтан — «Бук» — ухлопает еще и его, тогда…

— Но, генерал! Вдруг мы обнаружим этих русских и свяжем их наземных боем? Может, тогда? Дабы не ушли опять? — Подполковник смотрит на начальника умоляюще.

— Если только так, тогда еще туда-сюда, — генерал-майор все еще в сомнении.

— Все понял, генерал Хайруллах-бей. Спасибо! тут же использует возможность Рушето. — Да благословит вас Аллах за щедрость и понимание солдатских нужд.

86. Филогения^[83]

Если не прислушиваться к звукам и видеть только то, что перед глазами, то тогда вообще все «ок!». Травушка-муравушка разрослась не в меру. Ей, тупоголовой — даже хуже, без мозгов — все до глубокой лампочки. Сдохнет этот расплодившийся вид млекопитающих — люди — или еще поживет — никакой разницы. А уж тем более различать, какое из их родо-племен будет топтать тут погосты в ближайшее время — российскомовные или туркоговорящие подсемейства — так то уж совершенно по барабану; тем более кожу на тот барабан сдирают никак не с травы. Если смотреть отрешенно, не в конкретно лицевом исполнении спектакля, то за последние полторы недели (неужели все же не полтора месяца?! или даже года?!) ничего в мире не изменилось. Раньше он ходил трудить руки на завод, вечерком бегал к Тане (об этом не стоит в подробностях), рулил в киношку «им. Шевченко», в Малахитовый или Рубиновый зал, смотрел, как всякие крутые товарищи — «Брюс Виллис и Ко» — маникюрят физии всяким недобромыслящим двуногим организмам. Сам он, вместе с Таней, располагал попу в мягком сиденье за тридцать гривен, скрипел ароматными чипсами между вычищенными перед свиданием зубами, во время пауз промеж взрывами, косил глазом в профиль Тани и тискал ее пальчики. Мир представлялся мягкой, гораздо мягче креслица, небольшой, но очень устойчивой капсулой, защищенной волшебным силовым полем от всяческих катаклизматических процессов во внешнем пространстве так хорошо, что даже вообще сводил их к полной и непрерывной дезинтеграции. Теперь осознается, что на самом деле роль силового поля играли какие-то другие, совершенно неизвестные и вроде как не существующие реально люди. Живые, скромно прячущиеся вне полосы его внимания. Они, где-то там, недоспавши, ходили с собаками вдоль какой-то расчищенной полосы — стерегли границы, зарабатывали будущие тромбозы — выворачивая мир с помощью штурвала истребителя, созерцали локаторные развертки на индикаторах и что-то там подкручивали. Они берегли эту его скорлупу, не позволяли совсем уже далеким, вроде бы вовсе сказочным бармалеям сдуть с черепа хотя бы один волосок или тронуть ветринкой ресничку. Он, конечно, по снобизму и общей пришибленности мозга, не кланялся им за это до земли, не говорил «спасибо» и не нес на их далекое дежурство тарелку с дымящимися чебуреками, и даже странно косился, когда один малознакомый, затесавшийся в компанию, предложил третий тост «за тех, кто в сапогах» (тот пришлый так и не прижился в компании, сгинул куда-то в сутолоке потребительского жития).

Ныне оказалось, что все это силовое поле, в общем-то, курам на смех. Точнее, не так. Его самого выбросило из оболочки и бросило, переместило на границы этого поля. Теперь он стал защитной оболочкой для кого-то другого. Нет, в настоящий момент «кинопалац»^[84] «им. Шевченко», конечно же, не работал — Брюс Виллис потел где-то в других городах, но ведь, пусть для этих других городов, иных Сергеев и Тань он — Сергей Парфенюк — стал защитной оболочкой. Так что при широком панорамном обзоре, когда отдельные представители рода-племени никак не различаются, ничего вроде бы не изменилось. Ну там, оболочка чуть дрогнула, где-то, пусть немножечко, но утончилась, а так… В большей конкретике он сейчас, полеживая в травке и не снимая руки с готового к пальбе акаэма, прикрывал ракетчиков. Здесь в отличие от неизвестных ему Тань и Сереж, соединенных с ним только лишь посредством вездесущего Брюса Виллиса, всё с локаторщиками и прочими операторами-механиками оказывалось по-честному. Ведь они тоже берегли его от неизвестных, движущихся где-то в небесах, опасностей.

Примятым им сейчас колоскам было от этого не жарко и не холодно. Как и положено несознательным жизненным формам, колосочки и травинки не переживают за себя лично, ибо вся сущность жизни, при взгляде, адекватном смотринам на Землю из иллюминатора пролетающего мимо с субстветовой скоростью звездолета, представляет из себя просто эстафету олимпийского огня секретной формулы ДНК Судя по звуку трудящихся двигателей, доносящемуся вовсе не со стороны предположительно готовящегося к новому перемещению дивизиона, вот-вот между травинушек, то есть в гарантированной зоне поражения АКМ, обязались появиться носители идентичного с Парфенюком генетического кода. Следовало сделать так, дабы их дезоксирибонуклеиновая кислота более никогда не вступила в сложную реакцию с себе подобной. Размышляя отрешенно, все из той же каюты «фотонолета», об этом вовсе не стоило расстраиваться. В конце концов его хромосомы были ничуть не хуже, и к тому же он еще так и не умудрился по-настоящему осуществить мейоз. Но покуда было вовсе не до этого. Приходилось пользовать весьма примитивные машинки для разгона крупинок железа до двух и более скоростей звука. К сожалению, в отличие от самонаводящихся сперматозоидов, этих букашек следовало весьма точно нацеливать. С точки зрения данной функции, человеческий организм имел ярко выраженный атавизм — у него наличествовал лишний глаз, который в нужные моменты следовало маскировать веком. По всей видимости, через пятьдесят или сто миллионов лет, если огнестрельные прореживатели популяции так и не выйдут из моды, окончательное генетическое преимущество получат все-таки представители вида, имеющие один глаз. Сергею Парфенюку были вовсе не симпатичны эти будущие циклопы, он бы совершенно не хотел встретиться с ними при дележе территории или самок, но с другой стороны, если его собственные гаметы успешно передадутся через зоны лет, то в результате филогении, через сонмы поколений, его пра-пра-пра-в n-ой степени — внучики как раз ими и станут.