Из Америки – с любовью - Серебряков Владимир

– Командующий, – показал эрудицию мой товарищ. – А почему по-испански?

– Он с Кубы, – пояснила Кейт. – Испанский – его родной язык.

Я было хотел спросить, почему испанец Кастро – национальная гордость США, но смолчал: нечего лишний раз обострять отношения с хозяевами. Еще не хватало, чтобы доведенная до отчаяния Катя побежала к начальству в слезах. Полагаю, после этого мы недолго прорасследуем дело фон Садовица. Как раз до следующего рейса на Питер.

Показали Командующего крупным планом, но лица его я так и не увидел – все скрывала кустистая черная борода, как у Шамиля на картинке из учебника истории, – очевидно, фирменный знак игрока.

– Что ж, – проговорил я, – если не будет других идей, я бы предложил вначале пообедать, а следующим этапом приступить собственно к работе. А то мы уже почти сутки в Штатах, а пока еще ничего не сделали.

– Я – за! – отозвался из-за телевизора Заброцкий с таким энтузиазмом, что ясно становилось, насколько его недокормили за завтраком.

– Где предложите нам перекусить на этот раз? – поинтересовался я у Кейт.

Та глянула на меня несколько странно, словно я пытался ее чем-то обидеть.

– Если вы не потребуете лягушачьих лапок, – саркастически промолвила она, – то где угодно, хоть в гостиничном баре.

– Лягушачьи лапки надо есть в Париже, – просветил я ее. – Или в Ницце. Но я думал, бар – это место, где только пьют?

– Пить, не закусывая, – российский обычай, – усмехнулся Андрей, поднимаясь с колен и отряхивая брюки. – Если нам предлагают есть в баре – значит, там есть чем набить желудок. Я верно излагаю, офицер Тернер?

Вашингтон, округ Колумбия,

25 сентября 1979 года, вторник.

Кейтлин Тернер

В баре было сумрачно и по случаю дневного времени пусто. Мы с удобствами расположились вдоль стойки – мои подопечные долго устраивались на барных стульях, бормоча что-то о канарейках и курятниках. Я сделала заказ и в ожидании бургеров принялась оглядываться. Не самая гнусная дыра в городе, но Щербаков был на удивление прав – сюда явно приходят не жрать, а надираться. Правда, оба русских решительно отказались и от прохладительного (тут я их понимала – сентябрь в Вашингтоне не самый жаркий месяц), и от пива, чем вызвали презрительную усмешку бармена, а попросили вначале чаю, а потом, после краткого совещания, передумали и согласились на кофе. Когда я спросила, почему, Заброцкий пояснил: «Когда я вижу чайный пакетик, у меня делаются судороги». Щербаков еле слышно промычал нечто насчет растворимого кофе, но тут зажурчала кофеварка, и вопрос отпал сам собой.

– Сразу о делах начнем, – спросила я, осаживая свой разбушевавшийся темперамент, требовавший немедленно закатить скандал в пользу настоящего английского чая, – или подождем еды?

– Сытое брюхо, – поднял палец Заброцкий, – гораздо восприимчивее к учению.

– Так что если это недолго… – вступил Щербаков.

– Уже несут, – перебила я его.

Бармен ловко пристроил перед нами по тарелке. Я вцепилась в свой гамбургер, как кошка в мышь, и с наслаждением откусила. Вкусно, черт побери! Особенно когда сидишь на перманентной безденежной диете. Если русские гости и дальше будут оплачивать мои обеды, я здорово сэкономлю. И еще больше разъемся. Ну ничего, похудеть всегда успеется.

Только одолев свой бургер до половины, я обратила внимание, что гости до сих пор сидят над тарелками.

– А что же вы не кушаете? – спросила я, с сожалением откладывая обкусанный бургер.

– Я пытаюсь понять, – проговорил Щербаков, покручивая завернутый в салфетку бургер в руках, – с какой стороны подступиться к этому… блюду. На мой взгляд, оно больше всего похоже на теннисный мячик.

– Берете, – раздраженно ответила я, – и кусаете. Сбоку. Вот так.

– Так?

Заброцкий, набиравшийся духу, чтобы запустить в благоухающий жареным мясом бургер зубы, решительно разинул рот, и… гамбургер взорвался.

То есть это мне так показалось. Потому что сидела я лицом к парню, и весь соус, весь салат, вылетевшие из сдавленного мощной рукой бургера, оказались на мне. Или почти весь, потому что Заброцкий тоже походил на жертву катастрофы.

Немая сцена.

Я оглядывала свой новенький пиджак, свою белоснежную блузку – знает хоть один из этих мужланов, чего стоит эта белизна, когда краны подтекают ржавчиной? Да я от отбеливателя рак кожи скоро заработаю! И из глаз моих медленно, одна задругой выкатывались крупные, как фасолины, слезы.