Мы наш, мы новый… - Калбазов Константин

Самый лучший результат – это подобравшиеся вплотную несколько рот на левом фланге: там русские временно остались без поддержки моряков, ушедших для пополнения боезапаса. Однако этот успех оказался иллюзорным. Как только противник приблизился на дистанцию броска гранаты, в рядах нападающих начали рваться снаряды этой карманной артиллерии. Тяжелые чугунные осколки выкашивали людей ничуть не хуже пулеметов или артиллерии – при удачном попадании одна такая граната могла поразить до десятка солдат.

И вот наконец настал момент, когда количество отчаянных голов значительно поубавилось, они пополнили ряды погибших и раненых. Атаки японцев потеряли ту ярость и накал, что были прежде. Все указывало на то, что противник наконец все же выдохся. Русские же к этому моменту задействовали едва три полка, которые за эти дни были измотаны и избиты, потеряв чуть не половину личного состава, но так и не пропустили через себя наступающего противника. Кондратенко неоднократно был уже готов бросить в дело резервы, но всякий раз командирам обороняющихся полков и их личному составу удавалось выправить положение.

В частях уже началось брожение. Люди четвертые сутки наблюдали за тем, как их товарищи, прилагая огромные усилия, продолжают удерживать позиции, а они в это время отсиживаются в тылу и ничего не предпринимают. Не прибавлял настроения и постоянно текущий с передовой поток раненых, которых после оказания первой помощи тут же грузили в вагоны и отправляли в Артур. Вид израненных товарищей не вносил смятения в сердца солдат, он только разжигал злость. Да что же это творится-то? Вот при Александре Викторовиче, царствие ему небесное… А тут…

– Сережа, а может, ну его? Давай по-быстрому организуем тебе ранение – и иди в госпиталь.

– Ты за кого меня принимаешь, Гризли? Да как ты…

– Не кипятись, Сережа. Хочешь думать обо мне как о наседке – пожалуйста. Но посмотри на это и с другой стороны. Старуха прогибается, якорь ей в седалище, только там, где оказываемся мы. Вот влез Антон в морскую баталию – и от атаки камикадзе вышел только пшик. Влезли мы в события на Квантуне – и топчутся японцы у перешейка, шагу ступить не могут. А нет никого из нас у Куропаткина – и он, зараза, даже при куда меньшей обеспеченности японцев проигрывает им один бой за другим. А что, если нас там обоих накроют? Как тогда будет?

– Значит, о деле думаешь?

– И о деле тоже. А потом, мне будет куда спокойнее, если я буду знать, что, случись что, о наших семьях позаботится не какой-то там дядя, а ты.

– А почему не ты?

– Потому что я изначально поддержал эту затею, потому что я имею куда больший боевой опыт, потому что я, в конце концов, в отличие от тебя, обученный боец.

– Все так, Семен. А как ты думаешь, смогу я после этого жить? Каково оно мне будет, ты об этом подумал? Одно дело, если свалит в бою, приложило, оказался на больничной койке, другое – вот так вот. Э-э, даже не думай, медведь тупорылый. Я тебе тогда пулю в лоб закатаю, а не в плечо.

– Все, все. Нет дурных мыслей. Но неправильно это, Сережа.

– Нормально. А вдруг под напором сразу двоих у нее наступит перелом, и она окончательно сломается? Такого ты не допускаешь?

– После того, что с нами случилось, я уже допускаю все что угодно. Вот только понапрасну рисковать не хочется.

– Посмотри на это и под другим ракурсом. Быть может, именно то, что мы оба премся в эту авантюру в первых рядах, по большому счету и убедило Макарова и Кондратенко в нашей правоте.

– А правы ли мы? Может, это станет гибелью крепости? Вот возьмут самураи и выстоят, а потом ломанутся снова в последний и решительный, а наши не выдержат… Кто сказал, что мы лучше всех знаем, как нужно действовать?

– А я и не говорю, что знаем. Просто мне кажется, что ты был прав. Времени у нас совсем не осталось, направление изначально нами было взято не то, остается ломать через колено. Не знаю, как там будет у японцев, но для нас это и впрямь последний и решительный. Либо она здесь и сегодня переломится, либо все зря – и эта война закончится так, как и положено, только с куда бо́льшими жертвами.

– А ведь если бы ты согласился, у нас был бы еще один гарантированный шанс. Теперь-то мы знаем, как надо действовать. У нас будет целая киноиндустрия, синематографы по всей стране, политагитки, просто патриотические фильмы, документальные фильмы о происходящем за границей, чтобы сбить спесь и тупость с нашей интеллигенции. Наймем кучу борзописцев по всему миру – и пусть клепают статьи на благо России… Нет, откроем свои газеты. Раскроем глаза на наших революционеров. Вон про Ковальского фильм сняли, теперь его переправят в Питер и Москву – не думаю, что народу это понравится. Это же сколько можно наворотить!