Из Америки – с любовью - Серебряков Владимир

На самом деле мысль у меня была, только пока еще не оформившаяся окончательно.

Как рассказывал мой дядя Збигнев – будучи переведенным после ранения с должности штурмана эскадрильи на зама по снабжению, – у настоящего бюрократа на любую, самую убедительную бумагу найдется на меньше двух дюжин пунктов, статей и параграфов, чтобы это бумагу почти что по закону проигнорировать. И бороться с этим…

Звонок прибывшего лифта прервал ход моих размышлений на самом интересном месте.

Вновь уцепиться за них я смог только пять отделов спустя – из общественных связей нас направили в отдел по связям с полицией, из отдела по связям с полицией отфутболили в… я уже начал удивляться, почему нас не направляют прямо в отдел по половым связям – чтобы он наконец официально узаконил то, что проделывают с нами все остальные.

– Скажите, Сергей, – медленно произнес я, – вам наше хождение ничего не напоминает? Кое-что из совсем недавнего прошлого?

Щербаков задумался.

– Вроде нет, а что?

– Как же? – ухмыльнулся я. – А штаб округа? Забыли? Только там нас передавали по четкой цепочке: лейтенант-штабс-майор-подполковник, а здесь мы ходим кругами, для пущей наглядности я очертил вышеупомянутую фигуру в воздухе перед собой, – по равноответственным или, правильнее сказать, равнобезответственным подразделениям. Ни одно из них не хочет брать на себя заботу о столь сомнительном деле, а прижать их нам, к сожалению, нечем.

Щербаков с подозрением уставился на меня.

– Уж не хотите ли вы сказать, – осведомился он, – что у вас появилась очередная радикальная идея?

– Вообще-то да, – сознался я. – Скоро стану записным радикалом.

Один из успешно примененных и впоследствии поведанных мне дядей Збыхом приемов борьбы с «врагом внутренним, в шинелях казенных» заключался в следующем: собирается кипа убедительных бумажек от высокого начальства, пусть даже эти бумажонки и не являются прямым приказом, а так – отпиской о содействии. Затем вылавливается мелкий писарь с таким расчетом, чтобы от писавших его отделяло должности три-четыре, и вот ему-то все эти филькины грамоты и вываливаются на стол с категорическим требованием «Даешь!». И побыстрее! Время горит. А за любое промедление, сволочь штабная, лично головой ответишь! Самое главное – не дать перепуганному чинуше снестись со своим собственным начальством и попытаться переложить ответственность на их погоны. Жать и жать до упора. Как показывает практика, до упора дело не доходит – ломаются. Те, кто штабные.

И поскольку мой карман уже отягощало добрых шесть штук начальственных автографов, я решил, что как раз настало время проверить ФБР на прочность. Что мы, в самом деле, теряем? Не арестуют же они меня, в самом деле, за незаконную подачу запроса.

Примерно в этом ключе я и изложил Щербакову свои соображения.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво потянул Сергей. – Слишком уж нахально вы, вьюноша, рассуждаете. Лихим кавалерийским наскоком.

– Как учил нас Александр Васильевич Суворов…

– Быстрота и натиск?

– Ну, – улыбнулся я. – У нас было… хм, более популярно другое его высказывание.

– Это которое? – заинтересовался Щербаков.

– После бани – укради, но выпей!

– В самом деле, пусть господин Заброцкий попробует, – неожиданно поддержала меня Кейт. – А мы пока можем хотя бы перекусить в местном кафетерии.

– Ага, – радостно согласился я. – Только покажите сначала, где вас искать, а то мне все-таки придется у того чинуши бумаги заполнять. На розыск пропавших без вести.

Вашингтон, округ Колумбия,

26 сентября 1979 года, среда.

Кейтлин Тернер

В ожидании Заброцкого мы с Сергеем отправились в местную кафешку – убогое, конечно, заведение, но ничего иного я не ожидала. По крайней мере, у фэбээровцев есть где перекусить, не выходя из конторы и не посылая никого через улицу за пончиками.

В кафетерии стоял ровный гул множества голосов. Знакомая рабочая атмосфера – кто-то жует, кто-то корпит над бумагами, кто-то сплетничает, а большинство говорит о работе, нимало не смущаясь тем, что самые конфиденциальные сведения может подслушать любой, кому до них есть дело.

Протолкавшись к прилавку, я взяла себе кофе, Щербаков ограничился апельсиновым соком, и мы вдвоем отошли к столу, за которым как раз освободилось два места.

Агент охранки взирал на окружающее столпотворение настороженно и презрительно.

– Что вам на сей раз не по душе? – язвительно поинтересовалась я и тут же пожалела, что не прикусила язык. Выдать ему отповедь, какой он заслуживает, я все равно не могу – уволят ведь к чертям совсем! – а раз так, нечего зря нервы трепать.