Стезя и место - Красницкий Евгений Сергеевич

«Средневековье, блин, даже обычая поднимать руки вверх, при сдаче в плен, еще нет. А лучники-то сбежать успели — они налегке».

* * *

Все закончилось — отроки, образовав неровный круг, окружили пешцев. Ратники, хищно поглядывая на журавлевцев, неторопливо перемещались внутри этого круга, при их приближении всякое шевеление замирало.

Егор, поднявшись на стременах проорал:

— Кто может, встать! Встать, я сказал! Кто не сможет подняться, тех добьем!

Журавлевцы начали медленно подниматься с земли.

— Скидывай доспех, сходись на середину! — продолжал командовать десятник. — Арсений, там кто-то в поле копошится, возьми двоих, добей или гони сюда! Коней ловить потом будешь, людей собирай! Михайла, дай Савелию пятерых отроков, пусть возниц развяжут и гонят обоз сюда!

По всему пространству, только что бывшего полем брани, началось деловитое шевеление. Пленных сгоняли в загон для скотины, по сжатому полю гнали выживших при падении с коня всадников, стаскивали в кучу трофейное оружие. Егор взмахом руки подозвал к себе Мишку.

— Ну… боярич, заклад твой! Вместо пятнадцати, восемнадцать конных ссадил, некоторые, правда, живы, но это неважно. Умеешь… так твоему деду и скажу! А заклад — с меня.

— Да ладно, дядька Егор…

— Нет не ладно! Слово воина — золотое слово! Воинские пояса ваши, а мечи на них навесить… это уж как Корней решит. Я бы навесил. Ну-ка, держи. — Егор сунул Мишке копье. — Вон того добить надо. Давай!

«Едрит твою… раненых добивать! Проверяет или это ритуал, без которого ратником не станешь? Не очковать, сэр Майкл, они все равно обречены!»

— Давай, давай! — понукнул Егор. — Этого добьешь, передай копье следующему. Раненых много, на всех твоих отроков хватит!

Мишка, чувствуя, как вспотела внутри латной рукавицы ладонь, перехватил копье поудобнее и, стараясь не глядеть в лицо раненому, ударил лежащего на спине журавлевца в горло. На предсмертные судороги можно было не смотреть, но хрип лез в уши и показался Мишке страшно долгим, заставив бороться с приступом тошноты. Слишком разные вещи — убивать в бою или вот так.

— В глаз надо было. — Наставительно пробурчал Егор. — И ему отойти легче, и одежду кровью не замараешь. Чего позеленел-то? Тошно? Ну, отъедь в сторонку, да опростайся, только не на виду. Эй, парень! Тебя как звать-то? Фаддей? Гляди-ка, тезка Чумы! Бери копье, отрок Фаддей, да вон того добей, вишь, как мучается, помоги отойти с миром.

Фаддей вопросительно глянул на Мишку, тот лишь кивнул, подтверждая приказ десятника, потом отвернулся. Егор был прав — тяжело раненые все равно умрут и избавить их от лишних мучений, казалось бы, благое дело, но заставлять мальчишек…

Передавая друг другу окровавленное копье, отроки по очереди прекращали мучения тяжело раненых журавлевцев. Кто-то бледнел, кто-то закусывал губу, кто-то не мог попасть в убойное место с первого раза, но не отказался никто.

«XII век, отношение к жизни и смерти — даже и сравнивать нельзя с тем, что будет девятьсот лет спустя… и у детей тоже. Да, пожалуй, это, все-таки, ритуал. Не в бою, а именно сейчас ребята приобщаются к таинству смерти… вернее сказать: к таинству прерывания чужой жизни, а еще к ним должно прийти понимание того, что и они могут оказаться лежащими вот так, ожидая беспощадного, но милосердного, черт побери, удара. Вот о чем толковал Алексей — воину не все равно, как уйти из жизни! Почтить смертельным ударом! Последний знак уважения одного воина другому. Это — рыцарство, а не размалеванные щиты, да плюмажи на шлемах. А выто-то, сэр: раненых добивать, раненых добивать… слюнтяй гуманитарный! Стоп! А это что такое?»

Один из журавлевцев с залитым кровью лицом, до того, видимо, лежавший без сознания, откатился в сторону от нацеленного на него копья, затравленно огляделся и, поняв, что деваться некуда, торопливо осенил себя крестным знамением.

— Отставить!!! Отрок Феоктист, отставить!

Феоктист растерянно оглянулся на Мишку, потом на Егора, снова глянул на Мишку и застыл с копьем в поднятой руке. Мишка осадил коня прямо над раненым и спросил:

— Ты христианин? Православный?

— Д-д… — Раненый отхаркнулся кровью прямо себе на грудь и прохрипел: — Да, вевую… в Осса и Сыа и… — недоговорил и снова закашлялся.

Мишка соскочил на землю, не глядя, взмахом руки подозвал на помощь кого-то из отроков, помог раненому сесть и сунул ему в рот горлышко баклажки с водой. Дождавшись, когда тот напьется, снова спросил: