Алюмен. Книга первая. Механизм Времени - Валентинов Андрей

И Бейтс вновь огладил свой трофей.

Газовое освещение на левый берег не провели. В темноте подъехавший экипаж смотрелся катафалком. Дверца открылась сама – он не успел протянуть руку.

– Заходите, – раздался женский голос. – Скорее!

Акт I

Штурм Эльсинора

Сцена первая

Зюйд-ост-ост

1

Торбен Йене Торвен считал себя занудой.

Эта констатация доставляла ему искреннее, мало с чем сравнимое удовольствие. Порой он (в мыслях, конечно!) использовал не строчные – прописные буквы, дабы вволю полюбоваться результатом: Зануда. Великий Зануда. Звучит!.. Жаль, ни с кем не поделишься, не похвастаешь – нам бахвальство не к лицу. Как и многое другое, в частности, привычка напевать в рабочее время.

Дом академика Эрстеда, непременного секретаря Королевского научного общества Дании – не сцена Копенгагенского театра. Посему напевать приходилось вполголоса, и только изредка, при благоприятных обстоятельствах:

• Ах, мой милый Андерсен,
• Андерсен, Андерсен!
• Ах, мой милый Андерсен,
• Alles ist hin! ^[5]

Пел гере Торвен, чуть скашивая уголок рта и морща нос. Зеркала в «караулке» отсутствовали, и он даже не подозревал о причудах мимики. Увы, во всем особняке почтенного академика не нашлось совестливого гоблина, который намекнул бы его помощнику: уважающие себя зануды так себя не ведут. Они работают молча, хмуря брови и надувая щеки. Петь же, равно как почесывать затылок безымянным пальцем, дозволено лишь поэтам и прочим драматургам, личностям по определению никчемным.

Гоблины помалкивали, а гере Торвен оставался доволен собой.

• Ах, мой милый Андерсен,
• Андерсен, Андерсен!..

Письмо на бланке Королевской Обсерватории он уже прочел, причем дважды. Нет, не удержался – вновь пробежал глазами текст:

«На Ваш запрос... С 3 по 7 июня 1832 года в воздушном пространстве Копенгагена... Ветер – зюйд-ост-ост, устойчивый, с тенденцией к усилению, в том числе на интересующих Вас высотах... Вероятность прогноза...»

Письмо вернулось в конверт, конверт проглотила папка. Настал черед географической карты Европы. Линейка, тонкая и длинная, как спица, поерзав по пространствам Германского Союза, скользнула левее, переходя границу – и замерла, отыскав маленький кружок, обозначавший столицу Франции.

Другой конец линейки упирался в Копенгаген.

Зюйд-ост-ост...

• Ach, du lieber Andersen,
• Andersen, Andersen,
• Ach, du lieber Andersen,
• Все прошло, все!
• Geld ist hin, Gut ist hin, alles hin, Andersen! ^[6]

Кивнув с удовлетворением, он аккуратно сложил карту. Линейка спряталась в ящик стола. Гере Торвен боготворил порядок. Иначе и быть не могло – личностям, склонным к хаосу, нечего думать о службе у академика Эрстеда. Торвен являл пример всем, кто работал с секретарем Королевского общества. Вещи должны находиться на предписанных местах, не валяясь где попало.

Письмам место в папке, чернилам – в чернильнице. Линейке и заряженному пистолету – в выдвижном ящике.

Гоблины относились с пониманием. Шкодить не рисковали. Их отпугивала трость – тяжелая, с навершием из серебра, прислоненная к тумбе стола. Кроме главного назначения – пугать гоблинов, – трость помогала гере Торвену передвигаться. Левая нога, в отличие от линейки и пистолета, слушалась не всегда.

Он не жаловался. Трость удачно дополняла облик Зануды: сюртук с длинными фалдами, темная рубашка, шляпа с узкими полями. Черная креповая повязка на рукаве. Так и должен выглядеть коренной уроженец Копенгагена, солидный, в летах – не какой-нибудь бесшабашный бурш или, того хуже, поэт.

• Ах, мой милый Андерсен,
• Андерсен, Андерсен!..

На девственно чистый стол легла газетная бандероль. Тонкие длинные пальцы вскрыли обертку, развернули, расправили шелестящие страницы. «Прекюрсер», Лион, 4 июня. Заголовок, передовица, столбцы новостей...