Чёрные бушлаты. Диверсант из будущего - Конторович Александр Сергеевич

— Вы говорите — был?

— Был. Погиб он при переходе линии фронта. Шальная пуля и все. Случайность. И не с такими людьми бывает.

— Как погиб? Он же говорил: «Убить меня трудно».

— А так. Это если видишь врага, всегда уйти можно или самому выстрелить первым. А от случайной пули никто не застрахован. Ему теперь все равно уже. Ордена ему не нужны и звания ни к чему. А ты живая. Последняя из всех, кто к этому делу причастен был. Пусть не впрямую, а косвенно. Но и твоя заслуга в этих документах тоже есть. И она не маленькая. Не одну тысячу жизней эти бумажки уже спасли и еще спасут. Потому и орден твой заслуженный и звание внеочередное. Ты думаешь, если бы он жив был, чего другого бы захотел?

— Вот вы говорите, ордена и звания, а он вообще про это не вспоминал, больше о том говорил, как мне себя вести и что дальше делать. Как смотреть, как ходить и что думать при этом. Как выжить, в конце концов.

— Мы все об этом думаем, поверь мне, ладно? Но не у всех это выходит. Или выходит не так, как хотелось бы. Сколько времени надо на каждого человека потратить, иногда думаешь — все, готово, может! А его раз — и убили. Чего-то я, выходит, не доглядел. А с тобой две недели — и результат налицо! Мне бы такого инструктора — на руках бы носил!

— Не знаю я, товарищ майор. Мне сейчас говорить трудно. Можно я одна побуду? Вы не обижайтесь, но мне сейчас не по себе как-то.

— Я не обижаюсь. Только времени у нас с тобой мало. Через полчаса твои документы будут готовы к выписке. Пока вещи соберешь. Форму тебе получать не надо, я уже привез новую. Шофер принесет тебе ее через полчаса. Удостоверение личности я тебе уже передал, в конверте оно.

— Через час. Пусть через час он мне все принесет. Я…

— Хорошо. Пусть будет через час. А я тебя все это время на улице подожду.

Майор повернулся и зашагал по коридору. Марина осталась стоять в коридоре. Глаза ее продолжали смотреть на заснеженный лес, но не видели его.

«Я буду тебя ждать, Котенок. Ты вернешься, и я тебя встречу.

— А вы сумеете? Ведь столько объяснить придется? Люди сейчас подозрительные, не верят никому. А вы такие вещи странные рассказывать будете.

— Они все равно людьми остаются. Независимо от того, что вокруг них происходит. Всегда можно человеку объяснить так, что он поймет.

— Я тоже буду вас ждать. Я очень сильно ждать буду. Только приходите. Придете? Обещаете?

— Меня, Котенок, убить нелегко. Жив буду — приду обязательно. Пусть и не сразу. Пусть время пройдет. Но я тебя найду. Принесу тебе букет цветов, хочешь? Какие ты больше любишь?

— Розы. Мне никто роз не дарил еще.

— Ну, значит, будут тебе розы. Целый букет».

Глава 36

Хрусть, хрусть, хрусть…

Под ногами скрипит снег. Он долеживает уже последние деньки, по утрам уже припекает, и скоро уже потекут первые ручейки. Я произвожу свой традиционный дневной обход нашего хозяйства. Смотрю, что в нем творится. Все ли в порядке? Вон на сгоревшем доме копошатся узбеки. Поднимают стену и наводят крышу. Вот подъехала машина. Это Сереге в ресторан привезли продукты. Жизнь идет своим чередом. Последствия пожара в нашем маленьком городке успешно ликвидируются. Дом сгорел почти полностью. Рухнули перекрытия, и обвалилась стена. Слава богу, на пожаре никто не погиб. Малолетний шкет, которого я выкинул в окно, остался цел и даже ничего себе не поломал и не вывихнул. Так что его отец, который с неслабым эскортом принесся к нам по утру, получил его в целости и сохранности. На фоне чего все предложения о компенсации ущерба были восприняты им без особого напряга. Впрочем, с ним разговаривал не я, и всех подробностей не знаю. Лично для меня эта история имела последствия в виде джипа, который благодарный родитель подогнал мне по выздоровлению. Во всяком случае, когда я выписался из госпиталя (слава Богу, что он у меня и на пенсии сохранился) меня ждал во дворе этот неожиданный сюрприз. Пролежал я долго, только в бессознанке был больше месяца. Когда пришел в себя, то первое время не узнавал никого вокруг, да и в окружающей обстановке ориентировался с трудом. Однако же тренированная голова потихоньку расставила все на свои места, и в один прекрасный день я проснулся с чувством полной ясности в мозгах. Только вот на левом боку у меня обнаружился неизвестного происхождения шрам. Словно бы от пулевого ранения. Только вот не помнил я такового, хоть убей. Отродясь мне никто туда не стрелял. Пролежав в палате еще около двух недель, я был выпущен на волю с кучей предписаний и оговорок. Следуя логике врачей мне теперь ничего тяжелее карандаша поднимать, было нежелательно и вредно. На моей памяти это было уже второе такое предупреждение. Первое сделали мне еще лет тридцать пять назад, после перенесенного в детстве воспаления легких. Увы, тогда мои малолетние мозги не восприняли это всерьез. Будем надеяться, что сейчас будет иначе, хотя опыт подсказывает мне нечто иное.