Сотник. Беру все на себя - Красницкий Евгений Сергеевич

— Не сметь!!! — прорвало Всеволода. — Змеем эдемским шипишь, колдун! Не тебе об этом…

— В-пятых, — почти выкрикнул Михаил — от Мономашичей добра не жди! Не простят!

Раненый князь закусил губу и глянул затравленным волком — вцепился бы в горло, да не может.

— Однако уже то хорошо, — снова спокойно и размеренно заговорил Михаил — что уже не как смерд ты думаешь, а как купец. Может с третьего раза получится так, как надлежит князю?

— И как же по-твоему — слова «по-твоему» Всеволод не произнес, а словно бы выплюнул — должен князь думать?

— Приказ! Рожденному повелевать надлежит отдать такие приказы, исполнение которых изменит неблагоприятное течение событий. Я же не даром спросил: «Что будет потом?». Приказ есть деяние, изменяющее будущее. Сейчас будущее твое видится весьма мрачным, но ты, воспользовавшись своим правом повелевать, можешь изменить его в лучшую для себя сторону. — Михаил выдержал паузу, но не дождавшись вопроса, сформулировал его сам: — Ты можешь спросить: кому и какие приказы может отдать раненый пленник, прикованный к ложу? Отвечу: даже в самом бедственном положении властитель остается властителем и волен приказывать своим людям. А еще добавлю: счастлив тот властитель, которому и в бедствии есть, кому приказывать, значит остались у него верные люди, стараниями которых он может переменить будущее.

К примеру, ты можешь приказать твоему человеку — Трофиму Веселухе — указать мне место, где тати содержат княгиню с детьми. Тогда я смогу ее освободить. И, тем самым, ты тут же выйдешь из-под власти тех, кто заставил тебя непотребное творить — ляхам, латинянам премерзким, подчиняться. Так же и с другими приказами.

Снова повисла пауза. Михаил ждал, когда князь спросит о «других приказах», Всеволод раздумывал о чем-то своем. Наконец раненый, вроде бы небрежно, обронил:

— Продолжай.

— Далее. Ты можешь приказать княгине своей, во искупление ее вины за пленение…

— Да ты в уме? — кажется, изумление Всеволода было неподдельным. — Какая вина?

— Кто охрану княгини устраивал? — мгновенно отозвался Михаил. — Твой человек или человек княгини? Не боярин ли Солома? И не указывал ли ты, что охрана ненадежна? И послушали ли тебя?

«Даже если ты над этим вопросом и не задумывался, то сейчас… да сам себе внушишь, что видел изъяны в охране и намекал, а тебе не вняли. Самооправдание такая штука… во что хочешь, заставит поверить».

— Ну, и? — Всеволод пристально уставился на собеседника, и Михаил готов был поклясться, что князь уже прикидывает, чьи головы полетят, и какие преференции он приобретет во властном соперничестве с женой, повернув дело таким образом, каким ему только что было подсказано. — Говори, раз начал!

— Так вот: ты можешь приказать княгине Агафье самой исправлять случившееся — отправиться в Киев и объяснить брату Мстиславу, отчего тебе пришлось поступать так, как ты поступил.

— Дальше! — требовательно произнес Всеволод. — Ты ж еще не все сказал?

— Не все, — согласился Михаил. — Еще можно послать человека с приказом твоей дружине: «Взять ляхов в ножи… ну, или как получится, но истребить всех до единого!» — Мишка уловил едва заметный кивок собеседника и понял, что Всеволод и сам бы с удовольствием принял участие в этом «мероприятии». — А полон с добычей сопроводить назад, хотя бы до Пинска, дальше они и сами доберутся.

Это предложение, было заметно, князю понравилось меньше, но он все же согласно кивнул — Вячеславу Туровскому надо вернуть хотя бы часть потерь.

— Ну, и еще. — Продолжил Михаил. — Твоему старшему сыну сколько лет?

— Что? — вопрос оказался для Всеволода совершенно неожиданным. — Борису? Восемь. А тебе зачем?

— Тебя я в Туров увезу. Ничего не поделаешь, служба. — Михаил развел руками, обозначая свое бессилие перед требованиями воинского долга. — Княгиня Агафья в Киев отправится, но град-то кто-то хранить должен. Не сам князь, так княжич. Найдется там у тебя человек, которому, до возвращения дружины, град и княжича доверить можно? ТВОЙ человек.

— Гм, тогда к дружине Солому отправить… пробормотал Всеволод.

«Все! Закрутились расклады! Жену — в Киев, Солому — ляхов резать, своим людям в Городно, пока киевского догляда нет… возможно были у Всеволода какие-то планы по ограничению власти жены… ну, это его дело, пускай сам разбирается».

— Добро! — решительно произнес Всеволод. — Вели Веселуху сюда привести!

— Ну, вот и ладно. — Михаил поднялся на ноги, склонился в поклоне, коснувшись правой рукой земли, и снова, как в начале разговора, раздельно вымолвил: — Здрав. Будь. Княже. Благодарствую за науку.

— Какую науку? — Всеволод удивленно уставился на Мишку.

— За показ того, как истинный властитель себя в несчастии ведет. Сначала, как простой человек — чувствам: страху, злобе, отчаянию предается. Затем уравнивается с собеседником, а в конце концов, преодолевает себя и истинную княжескую суть являет — мыслить начинает не сиюминутными заботами, а тем, как события своей власти подчинить.

«Вот так: лесть должна быть актуальна текущему моменту, излагаться в форме, доступной субъекту обольщения и рисовать оптимистические перспективы. И хрен ты, княжья морда, даже самому себе потом признаешься, что не сам до всего этого додумался!»

— Хм… — Всеволод изобразил хитрый взгляд, словно читал в мыслях собеседника, будто в раскрытой книге, и ответил: — Ну, что ж, здрав будь и ты… сотник.