Князь - Мазин Александр

– Тем плохи, что с хаканом у меня размолвка вышла, – сообщил Машег. – Нет у меня более родовой земли. Только дареная осталась и купленная.

– Как это – размолвка?

– А так. Не полюбился я итильским торгашам. Настолько не полюбился, что приехал за мной от хакана хранитель закона, правоверный талдаш Шлом, сын Йогаана, с полусотней наемных воинов Магомета. Земли мои себе взять, а меня – в столицу. На расправу.

– И что? – спросил Духарев.

– Пропали земли мои, – вздохнул Машег. – Зато теперь у хакана – другой талдаш…

Глава седьмая

В которой повествуется о доброте и справедливости хузарского хакана

Были у Машега обширные поместья, были сады с прохладными водоемами под сенью цветущих деревьев. Было у него все, чем хвастают итильские богатеи и семендерские вельможи. Был и дом в столице, каменный дом с тенистым двором и прозрачной водой, бегущей между камешками.

Там Машег и жил, когда призвал его хакан. Должно быть, донесли Йосыпу, что разбогател Машег бар Маттах, и захотел повелитель Хузарии взглянуть, каким стал сын Маттаха. Понравится – возвысит. Поставит, к примеру, хузарской лучшей конницей командовать. А то, смешно сказать, начальником конницы у хакана – «византиец», который с пятидесяти шагов в дохлую собаку не попадет.

Но посмотрел на Машега хакан и не дал ему начальства над конницей.

– Уезжай, Машег, – посоветовал другу Рагух, тоже «белый» хузарин, но из менее знатного рода, чьих представителей не было в «черном списке» хакана. – Уезжай, пока худого не случилось.

Рагух служил сотником в итильской конной страже. Его новая жена была «византийкой», ее родня поддерживала зятя, и Рагуха ждала неплохая карьера. Хотя временами возникало у Рагуха сильное желание опробовать на новых родичах остроту сабли. Об этом Рагух тоже поведал другу. Машег его понимал. Но каждый сам выбирает судьбу.

А Машегу в столице делать нечего. Его род – от персидских иудеев, а в Итиле заправляют «византийцы». Великий хакан хочет жить, как византийский кесарь. А были времена, когда хакана выбирали такие, как Машег. И великий хакан об этом помнит. Потому и окружил себя воинами-магометанами. Машег тоже не забыл, как дед нынешнего хакана отнял у деда Машега земли за «Саманными воротами»^[7] и отдал своему любимчику, византийскому торгашу. Родовая память – долгая.

В общем, испросил Машег у хакана разрешения покинуть столицу, и хакан позволил.

Уезжал из Итиля Машег с радостью. Душно ему было в пропахшем нечистотами городе, тесно на узеньких улочках, где между глиняными заборами не разъехаться двум повозкам.

В «царском городе», возведенном на острове и окруженном стенами повыше городских, нечистотами не воняло. Там журчали фонтаны и стояли настоящие дома, а не глиняные халупы. Не просто дома – дворцы. А краше и выше всех – дворец самого хакана. Хотя нет, не всех. Минареты мечети – выше.

Хорошо пахнет на острове: цветами и молодым вином. А все равно душно. И душнее всего во дворце, где за каждым словом – намек, а слава измеряется в деньгах и близости к уху святейшего хакана.

Машег тоже мог нашептывать в это ухо, и денег у него было теперь не меньше, чем у «византийцев». Мог, но брезговал. И не хотел, чтобы его дети воспитывались среди полуевнухов.

Уехал. И забыл о своем хакане. И надеялся, что хакан тоже забудет о нем. Зря надеялся.

Дурная весть застала Машега в степи. И принес ее Рагух. Сам. Такое никому не доверишь.

– Хакан послал за твоей головой! – сказал он, смочив пересохшее горло чаем, поднесенным ему Элдой.

В белом шатре Машега они сидели втроем.

– Ему сказали, что ты злоумышляешь против него.

Машег погладил рыжеватую бороду:

– И он поверил?

– Когда очень хочешь во что-то поверить, непременно поверишь, – сказал Рагух. – Я узнал поздно. Двух коней загнал, но теперь у тебя есть день, чтобы забрать своих и уйти.

– А моя земля? – лицо Машега потемнело. Элда смотрела на него с тревогой. Если муж сочтет, что задета его честь, он будет способен на самые опрометчивые действия.

– Твоя земля так и так достанется хакану, – сказал Рагух. – Без тебя или вместе с тобой. Не доставляй ему такого удовольствия, уходи! Уходи, Машег! Уходи к русам: они тебя примут!

Машег думал.

– А ты? – наконец спросил он. – Если узнают, что ты меня предупредил, тебе несдобровать.