А. С. Секретная миссия - Бушков Александр

Слегка пошатываясь под тяжестью могучей десницы безмолвного, смотревшего сурово господина Готлиба, молодой саксонец в сюртуке ганноверского пошива прямо-таки взвизгнул:

– Ну и что?

Господин Фалькенгаузен поднял брови:

– Вы, в самом деле, не понимаете специфики места?! Я, коренной пражский обыватель, удручен и уязвлен в самое сердце… Да будет вам известно, что древний город наш примечателен во многих отношениях. Так уж сложилось, что в граде нашем испокон веков обитали весьма примечательные алхимики, колдуны и прочие мастера преудивительных искусств. Не счесть таких, которые именно под пражскими крышами превращали свинец в золото посредством философского камня, изобретали удивительные механизмы и приспособления, превращали металлы, как бы это выразиться…

– Из первоначальных в совершенно иные, – густым басом подсказал господин Готлиб.

– Совершенно верно! – воскликнул Фалькенгаузен. – Отлично сказано! Вот именно что – из первоначальных в совершенно иные! Вы прямо-таки поэт, господин Готлиб, это в вас удивительным образом сочетается с умением одним ударом кулака проламывать дубовую дверь… Вы поняли мою мысль, господин из Ганновера? В нашем городе, издавна славившемся всевозможными кунштюками, придумками и отточенным мастерством буквально во всем, прямо-таки стыдно вынимать из кармана столь примитивные подделки да еще дерзко именовать их талерами чеканки монетного двора нашего светлого императора… – Он спросил уже другим тоном, холодным и резким: – Прикажете послать за полицией, чтобы она по своему разумению рассудила наш спор? Или предоставим господину Готлибу право решить вопрос домашними средствами?

На молодого человека в синем сюртуке невозможно было смотреть без сострадания. Он пытался что-то пролепетать, но не находил слов.

– Господин Готлиб, – произнес Фалькенгаузен по-прежнему кротко, – как бы вы истолковали невнятные звуки, издаваемые данным человеком? С вашей поэтической проницательностью…

Господин Готлиб, не особенно и раздумывая, прогудел:

– Думается мне, он пытается нас уверить, что впервые в жизни допустил столь прискорбную ошибку, ужасно раскаивается и обещает никогда более не повторять столь прискорбных балаганных номеров…

– Какое совпадение! – живо воскликнул Фалькенгаузен. – У меня сложилось, ей-же-ей, то же самое впечатление! Эти слезы, ползущие по его румяным щекам, эти содрогания и телодвижения… – Он ласково похлопал по плечу всхлипывающего юнца. – Ну полноте, не стоит, мы же не звери и умеем отличить юношескую шалость от преступного деяния, караемого имперским судом без всякой милости… Отдайте мне то, что с вас причитается за ночлег и стол – и можете продолжать странствия. Не может же у вас не оказаться настоящих денег? Ага… Вот эта монета меня полностью устраивает. И эта. И эта… Нет-нет, эту не то что не показывайте, но и монетой не именуйте, иначе мы рассердимся… Так… Ну вот, счет сошелся, и даже более того – я остался вам должен сорок два крейцера. Соблаговолите подождать, пока я отсчитаю…

Но молодой человек в синем, едва ощутив, что его плечо свободно от каменной тяжести десницы господина Готлиба, крутнулся волчком, опрометью бросился в дверь и моментально исчез с глаз. Судя по грохоту шагов на лестнице, он старался покинуть отель со всей возможной прытью.

– Положительно, нынешняя молодежь – моты и ветреники, – произнес Фалькенгаузен, когда производимый бегущим топот утих. – В его годы сорок два крейцера для меня были астрономической суммой, не стыжусь признаться. А этот вертопрах о них и не вспомнил…

– О да, – сказал господин Готлиб с подобающей случаю укоризной. – Невозможная молодежь. Нимало не заботятся о достоверности и прочих таких вещах. Не моргнув глазом, предлагать пожилым людям вроде нас «ганноверские пуговицы»… Быть может, следовало все же послать за полицией? Или вас, хозяин, на склоне лет стала обуревать совершенно неуместная в подобных случаях доброта?

– Готлиб, я попросил бы вас! – сварливо огрызнулся Фалькенгаузен. – Я убедительно попросил бы вас не употреблять это дурацкое выражение! «На склоне лет», скажете тоже! Я не отрицаю, что мой возраст никак не назовешь юношеским, но и употреблять столь фраппирующие определения, знаете ли… Между прочим, я моложе вас на три с половиной года, вы не забыли? – Он вздохнул. – Я с превеликим удовольствием кликнул бы полицию, Готлиб. Еще и оттого, что терпеть не могу, когда меня пытаются надуть так примитивно. Но его светлость категорически приказал избегать малейших инцидентов и делать все, чтобы сохранялось спокойствие…