Век железа и пара - Величко Андрей Феликсович

Я обошел лагерь. Да, формально французский король точно соблюдает соглашение — явно больных или слабоумных не видно, половой и возрастной состав соответствует заявленному, то есть среди переселенцев много женщин с детьми. Но вот насчет добровольности у меня возникли серьезные сомнения. Больно уж хорошо охранялся этот лагерь и слишком уж испуганно на мой вопрос "вас никто не принуждал?" спрашиваемые как один отвечали — "нет, господин, что вы, конечно же, нет!". Судя по всему, людям действительно был предоставлен абсолютно свободный выбор между переселением в Австралию и веревкой либо чем-нибудь еще хуже.

Я не собирался говорить им ободряющие речи. Ведь корабли, на которых они поплывут, будут считаться французской территорией, и еще как минимум полгода этим людям предстоит оставаться подданными Людовика Четырнадцатого. И по прибытии в Австралию их ждал как минимум полугодовой карантин на одном из расположенных неподалеку от Ильинска островов, где можно будет не торопясь разобраться, кто тут есть кто. А вот с капитанами надо обязательно побеседовать, подумал я и велел ошивающемуся вокруг меня французскому офицерику передать им приглашение на обед, который состоится в полдень на "Чайке".

После того, как капитаны отдали должное искусству нашего кока и качеству работы судового перегонного аппарата, я поинтересовался:

— Господа, надеюсь, вы хорошо представляете себе курс австралийского рубля?

Собеседники синхронно кивнули. Чего же тут не представлять, когда за три таких монеты дают семь луидоров!

— Так вот, каждый из вас может по прибытии в Австралию получить по тысяче рублей. Для этого требуется не так уж много. Первое — отсутствие смертности среди переселенцев на борту ваших кораблей. Второе — самые приятные их впечатления о плавании. То есть у нас первым делом все они будут допрошены. Если более чем у девяноста процентов не окажется нареканий на условия перевозки и обращение с ними команды, сумма засчитывается полностью. Если недовольных будет больше, вы получите меньше, а буде их число превысит половину — ничего. Наконец, если вдруг обиженными окажутся все, я найду способ довести свое мнение по этому поводу до его величества Людовика Четырнадцатого и даже простимулировать его на принятие соответствующих мер. Надеюсь, что в результате операции по перевозке иммигрантов я стану беднее именно на две тысячи, и жду ваших вопросов. Их нет? Тогда не смею более задерживать, наверняка с учетом только что услышанного у вас появятся срочные дела.

Тем временем к лагерю переселенцев подъехала довольно роскошная карета, запряженная двумя лошадьми, и мы с Элли, Петром и небольшой охраной снова отправились на берег. Судя по всему, это приехал бургомистр, ведь я говорил, что желаю засвидетельствовать ему свое почтение.

Так и оказалось. Я подарил ему зажигалку, а потом поинтересовался, можно ли мне посмотреть на бастионы, являвшие опорными пунктами обороны во время происходившей семьдесят лет назад осады. Увы, меня ждал облом — оказалось, что сразу после взятия города все они по приказу Ришелье были разрушены, причем очень основательно. Зато оказалось, что мы стоим чуть ли не прямо на другой достопримечательности, относящейся к тем временам. Не без оснований опасаясь прибытия английского флота на помощь осажденным, Ришелье приказал построить дамбу, утыканную заостренными дубовыми бревнами, направленными в сторону моря. Что-то вроде засеки, только против не конников, а кораблей. И мне была показана небольшая насыпь, из которой торчало два полусгнивших деревянных обломка.

Да, с привлечением туристов у вас тут не очень, подумал я спросил, сохранился ли механизм подъема цепи, которая натягивалась между двумя башнями и перегораживала вход в самую маленькую внутреннюю бухту.

Увы, оказалось, что ни цепи, ни механизма давно нет. Правда, башни остались, и бургомистр выразил желание сопроводить к ним мою светлость.

Поэтому вся экскурсия по Ла-Рошели свелась к подъему на башню Сен-Николя, более высокую из защищающих вход в гавань. При ближайшем рассмотрении она оказалась еще и заметно наклонившейся, но все же не так, как Пизанская, так что мы рискнули подняться на самый верх.

Городок был невелик и производил удручающее впечатление — видимо, он так и не смог оправиться после той осады, так что я почти сразу отдал бинокль Петру, который чуть ли не полчаса глазел в него, постоянно находя что-то достойное внимания. Но наконец мне это окончательно надоело, и я, деликатно кашлянув для начала, объявил, что мне, между прочим, и на "Чайке" есть чем заняться, и вообще мы через два часа выходим в море.