Билет на ладью Харона - Звягинцев Василий

— Вот что делается. Сплошные Кулибины, куда ни плюнь. Так, может, нам Ляхова к себе взять? Должность ему придумаем…

Сергею неосведомленность Чекменева в сути открытий и изобретений Бубнова и Ляхова показалась несколько утрированной. Если уж он распорядился перевести лабораторию Максима на остров, значит, вник и оценил.

Что же касается их разговора в автобусе с Маштаковым, Тарханов был уверен, что Розенцвейг вел его магнитофонную запись. Не такой Григорий Львович человек, чтобы полагаться исключительно на память.

Касательно же вопроса о дальнейшей судьбе Ляхова он ответил категорически:

— Не считаю полезным. Пусть учится дальше. Там от него толку больше будет, особенно исходя из его нынешних знакомств. А нештатно мы с ним и так работаем.

— Тебе виднее. Я его как раз к твоему отделу думал прикрепить. А ты на глазах растешь, капитан. Без всякой Академии дипломатом становишься.

Тарханов не стал в ответ называть его подполковником, хотя их приятельские вне службы отношения такое допускали и в первый момент очень захотелось. Но — вовремя одумался. Что толку? Лучше уж так, кивнуть, принять за обычное панибратство. Или шутку старшего товарища.

Потом же видно будет, «кто кого распнет», как писал в набросках к так и не написанному роману некий Илья Файнзильберг.

— Не забудь, полная распечатка допроса потребуется мне через два часа максимум, — свернул Чекменев аудиенцию. — Князю буду докладывать. Поторопи своих ребят. А на будущее — твой кабинет — напротив моего. Пойди посмотри, что там делают. Есть вопросы или предложения — не стесняйся. ХОЗУ оформит в лучшем виде. Сейчас мы на коне!

Тарханов посмотрел предназначенное ему обиталище. Поменьше, конечно, чем у Чекменева, но тоже метров в тридцать квадратных. Окна всего два, но выходят они прямо на Боровицкие ворота и мощенную брусчаткой аллею, обсаженную вековыми голубыми елями.

Недурно.

И тут же привычно подумал, что и как огневая позиция его кабинет хорош. Стены — пушкой не пробьешь, сектор обстрела великолепный, и в случае необходимости пути безопасного отхода обеспечены.

Рабочие уже закончили циклевать специальной машинкой паркет с необычно крупными плашками, готовились его лакировать.

В прихожей лежали рулоны обоев, имитирующих тисненую кремовую кожу. Мебель пока не подвезли, но и за этим задержки не будет, заверил Сергея десятник.

С неожиданным чувством неприязни к себе самому он подумал, что окончательно принял чужие правила игры и согласился с навязанной ему ролью. А ведь совсем недавно он был боевым офицером, не выносящим тыловых чиновников, и уж тем более — жандармских. И вот уже сам стал им.

Но, с другой стороны, — если не ты, то кто? Если не сейчас, то когда?

И он пошел командовать машинистками и помощниками, чтобы к сроку сделали все нужные бумаги и вдобавок оформили их, как полагается.

Успел, конечно. У полковника Тарханова подчиненные не умели сачковать или опаздывать.

…Местоблюститель Российского престола, Великий князь Олег Константинович на днях без всякого удовольствия отметил (не отпраздновал) свое сорокавосьмилетие. Перевалив через тридцать, он как-то разом потерял интерес к дням рождения и юбилеям. Что праздновать — очередной шаг к могиле? Или — что сумел еще год прожить?

Да и вообще. Любой из его венценосных предков к данному возрасту уже успел сделать почти все, к чему был призван, а он еще и не приступал.

А приступит ли?

Самое-то главное, что он до поры до времени и не собирался. Жили в этой смешной, но и почетной тоже роли его предшественники семь десятков лет и не комплексовали вроде бы. А если и да, то молчали об этом. Чего же он вдруг начал задумываться?

Царской власти ему захотелось? Нет. Наверняка нет. А вот чувство долга, кажется, взыграло. Страна ведь, как ни скажи, проваливается в небытие, а ты единственный, кто еще имеет возможность ее от этого удержать.

Уверен?

Теперь, кажется, да, и окончательно. Особенно после наглой вылазки террористов в Пятигорске. Он, обладая даже той мерой власти, что нынешний премьер, подобного бы не допустил.

Чего стоят все эти адвокатишки, экономисты, специалисты международного права, приходящие к власти по результатам вполне бессмысленных выборов под знаком столь же бессмысленных партийных программ? А программы эти, между тем, читать приходилось, чтобы знать, что происходит во вверенной его попечению стране. Пусть и лишен он законного права ею управлять.

Но не обязанности думать и стремиться к ее благу.

Эсеры, октябристы, кадеты, социал-патриоты, партия гражданского достоинства и партия такой же свободы, партия мелких сельских хозяев… Имя им — легион.

А ведь если начнутся государственные и иного рода катаклизмы — защитит хоть кто-то из них настоящие интересы страны?

Конечно же, нет.

А ему, Великому князю, предоставлена во вполне условное управление Москва и Московский военный округ. Отдан под резиденцию Кремль и под команду — Гвардия. Да что там той Гвардии, непосредственно в Москве всего две стрелковые дивизии без тяжелого вооружения, еще кое-какие отдельные части и подразделения, несколько учебных заведений. Есть еще, конечно, Экспедиционный корпус, настоящая сила, но его батальоны и бригады разбросаны по кромке российской части Периметра в полосе нескольких тысяч километров. Собрать его в один кулак — потребуется несколько суток, а то и недель, причем по воздуху удастся перебросить только боевые подразделения, без тылов.

В России же медленно, неприметно, но неудержимо нарастает Новая Смута.

Он ведь все-таки не только военный, он еще и ученый, историю, географию физическую и экономическую, геополитику не понаслышке знает. Читает не только газеты и стенограммы думских прений, начальник аналитического управления собственной Е.И.В. канцелярии регулярно на стол отчеты кладет, и офицеры из клуба «Пересвет» не из чистой любви к искусству свои доклады и рефераты пишут. Положение в стране и вокруг нее Олег Константинович представляет гораздо лучше очередного премьер-министра.

И положение это никак нельзя назвать блестящим.

Прежде всего, государство мучает хроническая политическая нестабильность. Родившаяся после Гражданской войны республика продемонстрировала полную непригодность парламентского строя для управления такой страной, как Россия.

Завороженные европейским, всеобщим, прямым и равным избирательным правом, депутаты Учредительного собрания обрекли ее на восемьдесят лет бесконечных выборов, кошмар думских коалиций, возникающих и рушащихся с неизбежностью смены времен года.