Царство Небесное - Калбазов Константин

Все обошлось. Хотя Якова привести не смогли, так как тот на ногах стоять не мог, капитан стражи распорядился направить к нему лекаря – понятно, что за услуги пришлось платить Андрею. Потом еще уплатил Якову за увечье, деньги передал давешний десятник: Новака капитан решил лишний раз не светить перед отличавшимся задиристым характером каменотесом. Супруга гиганта, по всему видно, получила сотрясение мозга.

Освободился Андрей только ближе к вечеру и тут же направился в гостиницу, твердо пообещав самому себе ни во что больше не вмешиваться. Что вполне успешно и воплотил в жизнь.

– Ну и как тебе Йорк? – улыбаясь, спросил его Эндрю, так как Андрей, отказавшись от выпивки, сказал, что пойдет посмотреть город, что ему до сих пор никак не удавалось, несмотря на жгучий интерес.

– Да никак, – разочарованно махнув рукой, ответил Андрей. Потом ему пришлось рассказать о произошедшем.

– Нечестный удар, – вынес свое резюме Джеф, поддержанный Эндрю.

– Ага. А как бы я еще остановил эту гору мышц? Я ему так засадил, что колено до сих пор болит, а ему хоть бы хны, – вот и пришлось.

– Все равно не по чести это, – стоял на своем Джеф. – Это же не схватка на поле боя, где все приемы хороши и главное – выжить и противника укатать под горку.

– Посмотрел бы я на тебя, будь ты на моем месте, – недовольно буркнул в ответ Андрей.

В это время в помещение вошел какой-то молоденький паж и, направившись прямиком к Андрею, наклонился к самому уху и тихо, но вполне отчетливо проговорил:

– Господин, вас просит выйти моя госпожа.

– А кто такая твоя госпожа? – удивленно поинтересовался Андрей, впрочем, так же тихо.

– Достаточно того, что она благородная леди, – все так же учтиво, уклончиво ответил паж.

Справедливо рассудив, что нанести кому-либо из благородных обиды он еще не успел, Андрей решил не обострять отношений с незнакомой представительницей благородного сословия. По привычке он быстро провел рукой по кобуре со «стечкиным» и, убедившись, что тот на месте, направился следом за молодым провожатым.

Выйдя на улицу, он увидел стоявшую неподалеку карету без каких-либо гербов на дверцах, что говорило о том, что данное средство передвижения принадлежит какому-то мелкому дворянскому роду, ниже баронского.

Любой житель Йорка без труда опознал бы, что это карета баронессы Абигель Бишоп, веселой вдовушки, не обходившей своим вниманием ни одного приглянувшегося ей мужчину. И уж тем более не заморачивалась она вопросом социальной принадлежности. В ее постели бывали как знатные господа, так и простые ремесленники или слуги. Критерии, по каким она выбирала себе очередного любовника, для всех оставались загадкой. Но ни один мужчина еще не отказывал ей – а чего, собственно, отказывать? Притом что она была знатной красавицей, да и в любви, говорят, весьма искушенной. Мужчины усматривали у нее только один недостаток: она никогда не увлекалась надолго – одно, редко до трех свиданий, и все, она отправлялась на поиски следующей жертвы.

Темнота еще не вступила в свои права, поэтому, сев в карету, Андрей без труда рассмотрел женщину лет тридцати трех или тридцати пяти, вряд ли старше, так как косметика в этом мире отсутствовала как таковая. Максимум, что могли позволить себе местные красавицы, так это ванны из молока. Кто предпочитал козье, кто коровье, некоторые считали, что сохранить молодость может помочь только кобылье молоко, но на этом полет фантазии исчерпывался.

Сидевшая напротив него женщина, как видно, весьма ревностно заботилась о своей внешности. Как бы то ни было, она была красива и обладала правильными чертами лица. Глядя на нее, Андрей мысленно восхищался, потому что все секс-символы Голливуда в его мире никак не могли соперничать с этой красотой и женственностью. Известные ему звезды выставляли напоказ свои прелести, если же они не обладали вызывающей красотой, то знаменитые модельеры могли подобрать их наряды таким образом, чтобы подчеркнуть их женственность, что в результате позволяло им занять пьедестал поклонения. Взять хотя бы Милу Йовович. Секс-символ, звезда Голливуда, вся прелесть которой искусственно создана благодаря пиару и зрелищным голливудским постановкам. Эта же женщина, одетая в скромное платье средневекового покроя, с жестким и тесным корсетом, с трудом справляющимся с тугой, налитой соками грудью, не старалась выглядеть желанной – она была ею. Глядя на нее, можно было только хотеть ее.