Механизм жизни - Валентинов Андрей

– Нам огорчительно это насилие…

На облучке ежился насмерть перепуганный ямщик, боясь, что варнак-барин в конце концов доберется и до него. Но миг просветления, властный пасс – и ямщика больше не волновало ничего, кроме дороги.

От мокрого армяка шел пар.

3

На Тверской заставе он протрезвел.

За час до этого коляска местного помещика, в которой ехал Эминент, увязла в грязи, и могучий Ури пришелся кстати. Почему коляска? Куда делась кибитка? Он смутно помнил, что в Торжке не нашлось ямщика. Наверное, помещик случайно подвернулся под руку. Толстый, гладко бритый дворянин правил лошадьми, не слишком задумываясь, отчего взял попутчиков до Твери, хотя ранее собирался в Черенчицы.

Солдат-инвалид возился со шлагбаумом. У будки зевал офицер. За лесом копошилось бледное солнце. Лохматый кобель, задрав ногу, метил верстовой столб. Чего-то не хватало. Фон Книгге выбрался из коляски, потянулся, чувствуя, как болит все тело, – и понял, что запах изменился. Гагарин был здесь совсем недавно. Но смерть больше не пьянила Эминента, вызывая странные видения. Обычная, тоскливая, простая, как копошение червей, смерть. Ну, сенатор, шталмейстер, кавалер орденов, ну, венерабль ложи Орла…

Эминент обнажил голову.

Здесь, на заставе, князь Гагарин умер.

Офицер подтвердил его правоту. Действительно, его сиятельство изволили отдать Богу душу именно здесь. Тело повезли дальше – его сиятельство завещали похоронить их в Новоспасском монастыре, в фамильной усыпальнице. Вы родственник, ваше благородие? Нет. Друг? Да, пожалуй.

– На третьи сутки отпоют. Можете не торопиться, ваше благородие. Тут до Москвы – с гулькин нос…

– Я и не тороплюсь, – ответил Эминент.

Он готов был поклясться, что перед самой смертью Гагарин с кем-то беседовал. С кем? О чем?! В воздухе, перьями из крыла черного ангела, носились отголоски странного обряда. Опознать действие не удавалось. Впервые фон Книгге задумался о том, что все – внезапное бегство князя из Петербурга, смерть на скаку, желание лечь в гробницу предков, загадочный обряд – могло иметь одну-единственную цель.

Не допустить встречи Ивана Алексеевича Гагарина и Адольфа фон Книгге.

– Скажите, офицер… Где я могу нанять экипаж?

«Живой или мертвый, – слушая разъяснения начальника заставы, Эминент улыбался неприятной, скользкой улыбкой, – в карете или в гробу… На мои вопросы, ваше сиятельство, вы ответите».

Сцена девятая

Новоспасский монастырь

1

Вправо от ворот уходила стена из белого камня – с бойницами и крытой галереей. Слева высилась толстенная башня с конической крышей. Куда там жалкому Эльсинору! – такую крепость без осадной артиллерии не взять. Да и с артиллерией…

Это, как говорят русские, еще бабушка надвое сказала.

Из стены выступало основание колокольни с аркой наружного входа. Сама колокольня походила на именинный торт – бело-желтый крем, прослойки из зеленой глазури, свечи колонн. Грозя распороть небеса, тускло пламенела маковка. За оградой виднелись купола храмов: золото, бирюза, малахит.

И над ними – целая рощица крестов.

По мглистому небу неслись табуны облаков. Ветер подгонял их, ухарски свистя. Расплатившись с извозчиком, фон Книгге поднял воротник редингота и зашагал по раскисшей дороге к монастырю. Следом топал верный Ури, поглубже надвинув шляпу – подарок доброго патрона. Штурмовать обитель Эминент не собирался. Он войдет тихо и мирно, как честный христианин.

Знай монахи, что за гость приближается к Новоспасскому, – отгородились бы святыми ликами, ударили бы в колокола, защищаясь молебном. Но все они, от молодых послушников до отца игумена, пребывали в счастливом неведении.

Укрывшись в створе ворот от срывающегося дождя, гостей поджидал чернец в клобуке. У монаха мерзли руки. Ежась от ветра, он прятал ладони в рукавах рясы. Подойдя, фон Книгге сотворил крестное знамение – трехперстное, на православный манер. Перебросив саквояж в левую руку, Ури неуклюже последовал его примеру.

– Благословите, отче.

– Бог благословит, странники.

Монах закашлялся, деликатно прикрывая рот. Чувствуя, как ткань редингота впитывает зябкую влагу, Эминент ждал, пока кашель успокоится. Он специально заговорил по-русски с ужасающим прусским акцентом. Пусть чернец видит в нем единоверца из далеких краев, допустим, из Эккертсдорфа, неискушенного в российских обычаях и обращениях к духовенству.