Рота Его Величества - Дроздов Анатолий

С этого момента меня понесло. Легкость, с которой мы проникли в глубокий тыл противника и уничтожили два важных объекта, вскружила головы не только веям, но и их начальнику. Полученный мной приказ гласил: «Уничтожать склады противника, сеять панику в его тылу». Мы начали сеять. Ни я, ни мои подчиненные понятия не имели, как это делается, посему действовали по наитию. Центральные районы Новой России — земледельческие, уездные центры представляют собой большие станицы, построенные по одной схеме: длинная главная улица и отходящие от нее улочки и переулки. Сигналя в клаксоны и постреливая, мы врывались на главную улицу, пролетали ее на скорости и, послав на прощание очередь в здание с красным флагом на крыше, исчезали в пыли. Выстрелить нам вслед, как правило, не успевали.

На кавалерию очхи мы напоролись, оставив за спиной очередную станицу. Большая колонна рысила нам навстречу, к счастью, мы заметили ее первыми. Приказав роте рассыпаться в цепь, я подождал, пока противник поскачет, и скомандовал: «Огонь!» Сотня автоматов ударила оглушительным залпом, после чего рассыпалась дробным, частым треском. Бойцы, которым наскучили бескровные эскапады, обрадовались возможности пострелять и лупили, пока не высадили по магазину. К тому времени стрелять было не в кого: колонна рассыпалась по полю — нахлестывая коней, очхи удирали кто куда. Рота погрузилась в грузовики и поехала к месту, где противника застал огонь. Попасть в гарцующего всадника трудно, к тому же стреляли мы издалека. На дороге лежало всего несколько тел, в основном раненые. Один очхи, видимо, свалившийся с коня, притворялся убитым, его подняли и подвели ко мне.

— Как называется ваша часть? — спросил я дрожащего солдатика.

— Маршевый батальон. Пополнение третьей дивизии.

Я сообразил, что нам повезло. Будь батальон строевым, нам пришлось бы кисло. Я вступил в бой, не определив силы врага. Случись в этой части грамотный командир, он бы понял: перед ним рота, после чего нам пришлось бы отбиваться и прорывать фронт. Борта и дверцы кабин «ГАЗов» заблиндированы бронежилетами, ружья очхи стреляют всего на триста метров, но потерь избежать бы не удалось. Грузовик не БТР. Пуля в радиатор, пули — в колеса, и мобильная часть становится пешей. После чего ее раскатывают из подоспевших минометов или орудий. Удача спасла легкомысленного дурака. Мысленно отругав себя, я велел пленному помочь раненым. Мы стащили их на обочину и поехали.

Встреча с маршевой частью была случайной: мы делали пакости в разрыве наступающих дивизий. На всякий случай я решил подстраховаться. Вызванный по рации Горчаков немедленно прилетел и спустя сорок минут доложил, что дороги свободны. На пути лежала станица, миновать ее не получалось, и я решил ехать мирно. Мы спокойно катили по главной улице, внезапно она свернула, и колонна оказалась на большой площади. С первого взгляда я понял, что попал в ловушку. Заполонившая площадь толпа и с десяток конных повозок мешали нам проехать, но это были семечки. Плотно сбившихся людей охраняли солдаты с ружьями на изготовку. При появлении грузовиков они дружно развернулись и прицелились в нас. В цепи я углядел командира, отдавшего команду. Похоже, лимит лопухов на сегодня был исчерпан.

Приказав всем оставаться на местах и действовать по обстановке, я выпрыгнул из кабины и зашагал к противнику. Черные зрачки ружей сопровождали меня. В любой момент мог прозвучать приказ… Идти было неприятно, но я заставил себя оценить обстановку. Очхи было немного: человек пятнадцать. Мои веи перестреляют их в считаные секунды. Беда заключалась в том, что стрелять было нельзя. За солдатами противника роилась толпа. Если даже без промахов, то пуля калибра 7,62, выпущенная из «калаша», пробьет тело врага и найдет жертву в толпе. За пятнадцать очхи — пятнадцать веев? Мирных жителей? Такую цену платить я был не готов.

«Вдруг очхи знают о нас?» — мелькнула мысль.

Мелькнула и погасла. В армии Союза рации есть только в ротах, к тому же радиус их действия невелик. Телефон в этой маленькой станице отсутствует наверняка. Знай очхи о таинственном противнике, мы б уже отстреливались.

Бдительный командир оказался старшим лейтенантом лет тридцати, плотным и мордатым. Он смотрел, как я подхожу, сощурив глаза, и взгляд его мне не нравился. Тертый мужик!

В любой армии младший по званию представляется первым, но на моих плечах погон не было — очхи их не носят. Петлицы с соответствующими знаками различия я отверг — на камуфляже они смотрелись бы нелепо. Что ж…