Нашествие - Левицкий Андрей

А после она прошла сквозь Кирилла.

Пространство мигнуло, стало плоским и зеленым, но тут же снова вернулось к прежнему состоянию. Подкосились ноги, в голове загудело. Кир упал на колени, кинув взгляд через плечо, заметил, как изумрудная галактика над установкой взорвалась роем искр.

Со всех сторон воздух с шипением и свистом устремился к ней. Люди попадали, их поволокло к воронке.

У него затрещали брови, в волосах на голове проскочили искры. Кирилл вцепился в дверной косяк. Кричала Людочка, кто-то ругался хриплым басом, голосил Буревой. Кир встал, пошатываясь, зашагал прочь, преодолевая напор ветра. Сумка с лэптопом хлопала по ребрам, он прижал ее локтем.

Он был уже в коридоре, когда за спиной раздался громкий хлопок, тугой поток воздуха на мгновение ударил в обратном направлении, в спину — и ветер стих.

Поднимаясь по лестнице, Кирилл заглянул в сумку… с виду на лэптопе никаких повреждений, но не разбилось ли что-то внутри, пока он сражался с этим лопоухим шпионом и бородатым Пашей?

Надо выбираться из здания как можно быстрее. В голове вроде прояснилось, ноги слушались уже лучше, и он побежал. Панели дневного света в коридоре почему-то не работали. Сверху доносились крики. Он так и не стер логи посещений, а ведь на этом очень настаивал Артемий, на лэптопе Кирилла даже была программа, специально написанная программерами олигарха, которую тот строго-настрого приказал Киру залить на лабораторные компы. Якобы оттуда она сама распространится по остальным машинам РТК и сможет проникнуть на сервер службы безопасности. Кирилл подозревал, что на самом деле с помощью этой таинственной проги, в которую ему запретили лазать, заказчик хотел стереть инфу с лабораторных компьютеров и порушить всю работу Буревого после того, как информация с его машины будет украдена. Так или иначе, теперь Кирилл сделать ничего такого не мог.

Из-за спешки он свернул куда-то не туда и очутился в длинном переходнике между двумя корпусами РТК. Посреди коридора лежал пожилой человек в комбинезоне технической службы, дергался, прижимая ладонь к сердцу, разевал рот и хрипел. В другое время Кирилл обязательно остановился бы, чтобы помочь, но сейчас он не мог позволить себе ни секунды задержки. Он пробежал мимо мужчины, скатился по лестнице и очутился в холле вроде того, с диванчиками и пальмой, через который попал во двор РТК, только побольше.

Здесь тоже творилось черт-те что. Несколько человек склонились над стонущим стариком, импозантный мужчина в дорогом костюме неподвижно сидел на диване, откинув голову назад и вытянув ноги, из уголка рта и ноздрей его текли тонкие красные струйки. У турникета дежурный орал в трубку радиотелефона, а экран монитора под потолком был залит «снегом» и громко шипел.

Турникет не работал, и Кир просто перелез через него. На беглеца не обращали внимание. Миновав проходную, Кирилл Мерсер толкнул дверь и вывалился наружу.

И застыл, уставившись вверх.

II

Когда по улице навстречу автозаку^[2] покатила волна густо-зеленого света, Игорь Сотник сидел, прижавшись плечом к металлической стенке машины, и глядел в узкое окошко с решеткой. Это был высокий мужчина, на пол-головы выше здоровых парней из конвоя, посадивших его в тюремную машину; русые волосы, широкоскулое лицо, голубые глаза. Подбородок с ямочкой, желто-рыжие брови и пышные, будто у девушки, ресницы. И россыпь едва заметных веснушек вокруг большого, крепкого носа с горбинкой. Тюремная одежда совсем не шла ему, внешне Сотник напоминал этакого былинного богатыря, не хватало только русой бороды, меча со щитом да доброго коня…

Увидев зеленую волну он успел подумать: «Это что, новый напалм какой-то? Но кто здесь может стрелять?» — а потом волна накрыла машину.

Сразу после этого все изменилось. Жизнь Игоря Сотника пошла по-другому пути, этот миг стал для его судьбы решающим, ключевым. Говорят, умирающий видит все свое прошлое. Волна изумрудного сияния, накрывшая тюремный автозак, который ехал по обычной московской улице, не убила находящего внутри заключенного, но жизнь Игоря пронеслась перед его глазами. В ускоренной перемотке.

…Детство на окраине Москвы, брошенный институт, армия… Приднестровье — первая «горячая точка», первые боевые выстрелы и первая пуля, словленная в плечо; вторая «горяча точка» — хотя какая там «точка», там уже большое раскаленное пятно очередного грузинско-абхазского конфликта, вылившегося в настоящую войну… Ночные вылазки, перестрелки и драки врукопашную, удары штыком и армейским ножом, снова ранение, смерть товарищей… И вдруг — отчетливое, ясное понимание: он просто механизм, автомат для выполнения поставленных задач, он воюет не за страну, а за хозяйничающих в этой стране пузатых — или худых и по-спортивному подтянутых — дядей, которые решают какие-то свои финансовые вопросы.