Космоэколухи - Громыко Ольга

Скрывшаяся за углом девушка сделала вид, что уже не услышала.

Белобрысый небрежно скомандовал киборгу:

– Приберись тут, – и вернулся за пульт. Лицо у Алексея было довольное, хоть и слегка недоуменное: чего это они все так распсиховались? Надо уметь проигрывать!

* * *

Вениамин допоздна засиделся за терминалом в медотсеке: на станции гашения был инфранет и доктор поспешил скачать последнее обновление общегалактической медицинской библиотеки. Несколько статей по иммунологии оказались очень интересными, и когда Вениамин закончил делать пометки, корабельное освещение уже работало в ночном режиме: тонкие световые линии вдоль всех кромок, включая колонны, из-за чего помещение казалось трехмерным чертежом. Этой забавной и полезной штучкой корабль обзавелся после ремонта на пиратской базе, как и ядовито-розовым диванчиком с гнутыми ножками, который роботы затащили в пультогостиную не иначе по ошибке, да так там и забыли. Станислав пару раз порывался выкинуть неуставную мебель, но диванчик оказался до того удобным, что в конце концов его просто застелили клетчатым пледом и тем успокоили капитанское чувство прекрасного.

Вениамин сладко зевнул, потянулся – и замер с нелепо растопыренными руками. Дверь санузла была открыта, сияя, как райские врата, и из них то чередой, то с паузами лились негромкие, таинственные и зловещие звуки:

– Вгы-ы-ы…Бгы-мгы… Х-х-хэ-э-э…

У доктора тут же заработало профессиональное воображение. Может, кто-то спросонья пошел в туалет, поскользнулся, упал, получил черепно-мозговую травму и теперь истекает кровью на полу, тщетно пытаясь позвать на помощь? Или, хуже того, решил покончить жизнь самоубийством и болтается в петле, испуская последние вздохи?!

– Муэ-э-э! – трагически повысил голос страдалец. – Бые-а-а-а…

Вениамин влетел в ванную на всех парах, с диагностом наперевес – и с треском скрестил его с планшеткой Алексея, спокойно стоящего перед зеркалом.

– Что здесь происходит? – срывающимся голосом вопросил доктор, нервно шаря взглядом по ванной.

– Ничего, – так же изумленно ответил белобрысый, вслед за Вениамином заглядывая в душевую кабинку. Там висельников и расшибленных тоже не оказалось. – А что вы ищете?

– А что вы здесь делаете? – в свою очередь вопросил совсем сбитый с толку доктор.

– Центаврианский учу. Перед сном лучше всего запоминается. Вот послушайте! – Алексей откашлялся, уткнулся в планшетку и с чувством прочитал: – Мгэ-э-э-э-э хах-х бхуэ-э-э-э! Поняли?

– Нет, – честно сказал Вениамин, имея в виду как фразу, так и ситуацию в целом.

Алексей уставился на него с упреком и даже, кажется, разочарованием.

– «У меня есть собака». А я думал, что в медицинском изучают центаврианский!

– Кхм… – Доктор отчаянно поскреб кончик носа, чтобы не рассмеяться. – Изучают, да. Но вообще-то я думал, что «собака» по-центавриански просто «бх’э».

– «Бх’э» – это голая транскрипция, – снисходительно возразил белобрысый. – А у меня – классический центаврианский прононс! Школьная учительница была от него в восторге.

Вениамин заподозрил, что учительница просто была добрая и старалась похвалить каждого ученика.

– К сожалению, в школе центаврианский был факультативным предметом, и я посещал его только полгода, – сокрушенно признался Алексей. – Сейчас уже почти ничего не помню, кроме прононса. Но ничего, я быстро наверстываю! Хотите, ломаные глаголы по памяти перечислю?

– Как-нибудь в следующий раз, на свежую голову, – с содроганием отказался доктор, смутно припоминая, что в институтском учебнике этим глаголам был отведен целый раздел. Вениамин благополучно забыл их сразу после экзамена и в отличие от Алексея вспоминать не желал. – Заодно и подучишь получше. Только ты с этим своим… прононсом… на будущее хотя бы дверь закрывай!

Белобрысый недоуменно наморщил лоб, но кивнул.

Доктор осознал свою ошибку, только когда прошел половину коридора и Алексей снова взялся за зубрежку.

Приглушенное дверью «буэ-э-э!» звучало еще более душераздирающе.

* * *

Как кошка умудрилась выбраться из Полининой каюты, осталось загадкой. Хвостатая безбилетница освоила либо телепортацию, либо вентиляцию и за ночь успела свернуть со стола сахарницу, растеребить в клочья и раскидать по пультогостиной все найденные в мусорке бумажки и пакетики, почесать когти о пилотское кресло и нагадить в навигаторское (за что Теодор простил ей все остальное).