ОАЗИС. Вторжение на Таймыр - Денисов Вадим

- Не фыркайте оленихой, фрокен, - не оборачиваясь, тихо бросил Сержант на русском. - Не в Швеции.

"Язва, яти я", - отметил про себя Майер. В отместку "мымре" он говорил эту фразу уже в третий раз, ведь никто из иностранцев, кроме Юргена, русского языка на приемлемом уровне вроде не разумел. И каждый раз немец, слышав это, снисходительно улыбался. Вот и сейчас ощерился, "абвер", да еще и подмигнул. "Сидит смиренно себе, волчара, гладит винтовку, ну просто ангел, - подумалось Сержанту. - Такой ни часов, ни сапог с убитого не сымет. С конечностями отрежет"

Софи Пайе лишь переступила с ноги на ногу и покачала головой, открыто улыбаясь Лапину, не торопясь, однако, садиться на предложенный ей складной стул.

- Спасибо… вас зовут Игорь, да? - кивнула она.- Я сейчас сама сварю кофе, угощу вас своим походным рецептом "по-чилкутски". Не хочу никого отрывать от работы. Где у вас тут горелка? О, многотопливная форсунка!

Друзья опять переглянулись, полевой человек. "Это радует, - отметил Майер, - будем считать, что в тургруппе двое нормальных людей все же есть". С любой стороны, приятно, как ни крути, видеть рядом красивую женщину, умело использующую исконно мужское. Например, карабин "Тигр". И далее по списку - каяк, параплан, боевую машину пехоты или вертолет "Аллигатор"…

Пока канадка разливала по стаканчикам умело сваренный кофе, а Игорь нарезал закусочное ассорти, учитывающее достаточно простые, надо отметить, пожелания клиентов, окончательно проснулся и вылез из палатки финн Юха.

Этот любит поспать. Фамилия у финского эколога была соответствующая, и ее Сержант одновременно с именем произносить не решался… Юха Харью - такого сочетания и специально не придумаешь. Невысокий толстенький альбинос. Эколог в лагере жил какой-то своей жизнью. Ночью он шастал по окрестностям Норильска, залезал на выжженные едкой серой горы Медвежки, старательно исследовал "чудовищную", как он не уставал повторять, экологию Норильского промышленного района. Дымящие трубы заводов производили на его психику разрушительное впечатление. Вечером, хорошенько проспавшись перед уже привычным выходом "под трубы", он обрабатывал цифровые фотографии дымов и следов их пагубного воздействия на местную флору, строчил на нетбуке какие-то статьи и заметки, коннектился и отправлял все это дело по сети, пугая мир отчётами.

Этот иностранец ровно настолько же расстроил Сержанта несоответствием стереотипу, как и шведка - с того самого момента, когда выяснилось, что финн не имеет при себе непременного пукко и вообще не силен в теме финских ножей. Ну, куда это годится, а? Мир изменился, и отныне никакой этнотип не укладывается в былой патриархальный канон. Вот и Юха несколько разозлился в ответ на настойчивые вопросы Майера по ножикам. Примерно так же, как мы бы злились на требования предъявить балалайку и зипун. Он что-то говорил про чудесные картины на улицах Хельсинки… Но какому туристу нужны эти хреновы картины? Всем балалайку давай!

Как становилось понятно любому человеку, увидевшему эту, по-своему колоритную личность, Юха Харью был мужчиной безалаберным, эмоциональным, урбанизированным, и в то же время, несмотря на полноту, чрезвычайно подвижным, моторным. Кроме основной профессии, он был специалистом в самых разносторонних областях, часто никак не связанных с экологической практикой. Могло показаться, что в группе у него авторитета нет. Но это было не так. К финну прислушивались, и именно его мнение часто становилось решающим. Он же чаще всего артикулировал общий интерес группы. Например, именно заполошный Юха смог доступно и убедительно объяснить Сержанту, какой научный и познавательный, а не эзотерический, как недавно намекал Юрген, интерес привел группу на Ары-Мас.

Еще лет двести назад на берегах Ледовитого океана росли леса. Сейчас, в ходе изменения климата, они снова продвигаются на север, как показали исследования спецов американского Годдардского центра НАСА. То же самое утверждают и ученые из Института леса имени Сукачева Сибирского отделения РАН.

Как он пояснил, в наши дни неуклонно движется на север граница лиственничного леса, а вот в зону лиственницы с юга и запада проникают сосны, ели и пихты. Если его, конечно, не травить норильским газом. Климат в лесном поясе становится более теплым и влажным и… леса пришли в движение. Как выяснилось по итогам изучения и космических съемок территории за последние тридцать лет, граница лиственничного леса продвигается на север со средней скоростью 3-11 метров в год. В тундре и болотах вырастают деревья, прежде всего, стланиковая форма лиственницы. Способ продвижения леса в тундру традиционный - ветер разносит семена метров на 50-60. Выросшие деревца начинают плодоносить примерно через тридцать лет, и тогда, при благоприятных условиях, поднимается следующая волна расселения. Иногда семена разносят птицы или мелкие млекопитающие. Тогда возникает лесной островок, на пару километров отстоящий от материнского массива. Если граница леса перемещается довольно медленно, то изменения внутри лесных массивов более заметны. Лиственничный лес густеет, редколесья переходят насаждения, площадь коих за тридцатилетие возросла на 66 %, и в итоге бывшая тундра покрывается "оазисами" - отдельно стоящими группами деревьями. Исследователи отмечают, что это далеко не первое проникновение древесной растительности в тундру. В период потепления 30-40-х годов прошлого века таёжный лес точно так же наступал на тундру. Возможно, и на Ары-Масе некоторые форпосты лиственницы стоят еще с той самой поры? Говорил он, как по-писаному. Заученно, как в Генштабе. Врал поди.