Резец небесный (Операция «Испаньола») - Первушин Антон Иванович

К счастью, время потихоньку шло, грузовой отсек «Геркулеса» заполнялся, и скоро ненавистному экипажу предстояло отправиться в путь. Заправочная команда закончила последние процедуры и сматывала шланги, красавец транспорт был готов к длительному перелёту. Бьернсон суетился тут же, присматривая за подчинёнными, и был настолько поглощён работой, что даже не понял сразу, почему и как он вдруг оказался на бетоне взлётно-посадочной полосы, уткнувшись в неё разбитым носом. Сначала он подумал было, что сам споткнулся, но потом тело подсказало – его с силой толкнули в спину. Помогая себе руками, он сел и увидел, что над ним стоят все четверо офицеров из вздорного экипажа и громко, заливисто хохочут. Бьернсон хотел вскочить и дать немедленно сдачи, но вовремя сдержал себя, потому как вспомнил: график рейса расписан по минутам, малейшая задержка повлечёт штрафы, а спишут всё на него – на Герхарда Бьернсона.

Продолжая смеяться, ненавистный экипаж направился к «Геркулесу». Бьернсон встал и, утирая рукавом кровь, текущую из носа, смотрел, как эти четверо один за другим поднимаются по трапу и уходят из его жизни навсегда. Уходят столь же самодовольными, наглыми, какими пришли.

Он дождался, когда раскрутятся винты и транспорт, разогнавшись на полосе, оторвётся наконец от земли. А потом лейтенант Бьернсон сказал такое, чего никогда нельзя говорить вслед взлетающему самолёту.

– Чтоб тебя сбили! – прокричал он и погрозил небу кулаком.

Вполне возможно, что его желанию вскоре суждено будет сбыться…

Глава восьмая

Операция «Испаньола»

(Кольский полуостров, сентябрь 1998 года)

Медицинскую комиссию прошли без проблем. Фёдор Семёнович – единственный и незаменимый военврач на всю часть 461-13"бис" – спросил только:

– Когда последний раз «шило» закладывали?

– Позавчера, Фёдор Семёнович, – ответил Громов, честно глядя военврачу в глаза.

– Побожись! – потребовал тот.

– Так я же еретик, – со смехом напомнил Громов. – Чернокнижник.

– Знаем мы… – буркнул Фёдор Семёнович, расписываясь в карте. – Летите, соколы.

Погодка тоже не подкачала. Направившихся к ангарам офицеров встретило приветливое и совсем ещё неосеннее солнце. Громов заулыбался, щурясь, и Лукашевич отметил, что командир всё-таки нервничает – перед обычными вылетами майор всегда был предельно серьёзен и собран. Впрочем, и сам Лукашевич нервничал.

Натянув высотные компенсирующие костюмы и надев лётные шлемы, под привычный мат техников пилоты влезли в кабины истребителей, заняли готовность номер один. Закончив с положенными перед взлётом процедурами, Громов запустил двигатель, и вывел «МиГ» в начало взлётно-посадочной полосы.

– Берёза! – обратился он по обычному каналу связи к командно-диспетчерскому пункту «ближнего привода». – Двести тридцать первый к взлёту готов.

Времена «волнушек-боровиков» давно миновали, и позывные истребителей снова состояли из трёх цифр.

– Двести тридцать первый, взлёт разрешаю! – отозвался помощник руководителя полётов и после паузы добавил: – Не заиграйтесь там, ребята.

Громов снова усмехнулся и увеличил обороты турбины. «МиГ» разогнался на двухкилометровой полосе и, набрав скорость в 320 километров в час, оторвался от земли. За истребителем Громова место в начале полосы заняла машина Лукашевича. Через минуту истребитель старшего лейтенанта (позывной – «Двести тридцать второй») поднялся в небо, принимая на себя роль «ведомого».

Штурманом наведения сегодня был молодой капитан, недавно появившийся в авиаполку. Появился он не случайно, но об этом в воинской части 461-13"бис" мало кто догадывался.

– Двести тридцать первый, двести тридцать второй, на связи Ладога, – напомнил штурман о себе почти сразу после того, как истребители набрали высоту. – Как слышно меня?

– Слышу вас хорошо, Ладога, – доложил Громов. – Какие будут распоряжения?

– Доложите готовность к работе.

– Готовы, Ладога.

– «Испаньола», – произнёс штурман раздельно. – Повторяю: «Испаньола». Как поняли меня?

– Вас понял, – отвечал Громов. – «Испаньола».

Лукашевич внутренне сжался. Слово «Испаньола» было кодом для начала одноимённой операции. Старший лейтенант вспомнил, как господин советник Маканин, закуривая очередную сигару, сообщил им об этом, а Стуколин сразу переспросил: «Почему „Испаньола“»? – «А вы подумайте», – с непонятным смешком ответил тогда господин советник.^[27]