Эпоха мёртвых. Москва - Круз Андрей

Человек в милицейской форме ему завидовал и поэтому вёл себя недружелюбно. И ещё он не хотел, чтобы его полёты мешали мертвецам добивать город. А потом человек в форме замыслил его убить. Его… вспомнить бы, кто же он? И наверняка убил бы, у него был этот маленький автомат с коротеньким огрызком-стволом. Но он ошибся в одном: все его планы, все его замыслы становились известны человеку в красной куртке заранее.

Духи животных, чьи чучела в стеклянных клетках заполняли длинные коридоры и этажи музея, не покинули этот мир. Им было известно всё, каждая душа была им открыта, а каждый замысел известен. Дух гиены, поблёскивавшей в темноте стеклянными глазами, рассказал ему всё. Рассказал, что человек в форме даже молился демонам земли, чтобы лишить его полёта, что он желал ему смерти.

И тогда он подкараулил человека в форме, бросился на него сзади и зарубил пожарным топором, разрубив голову до шеи. Он помочился на труп, чтобы тот не восстал, и тот не восстал. И стало ему легко и радостно, когда он понял, что никто не может отныне прервать его полёт. И как же он ошибся! Человек в форме отомстил ему. Вечером, вновь введя себе в тело стальную сеть игл, он вдруг не смог взлететь. Мёртвый человек в форме забрал с собой его способность к полёту, навеки приковав его к этой юдоли скорби и отчаяния.

Он сделал это вместе с чугунным человеком, который сидел в кресле, откинув руку, и которого хорошо было видно из окна. Каждый вечер он корчил рожи человеку в красной куртке, доводя его до слёз, до такого отчаяния, что он вынужден был кататься по полу и выть, заливаясь слезами, колотясь затылком в рассохшийся паркет. Однажды он схватил автомат, оставшийся от человека в форме, и выпустил весь рожок в чугунного своего врага, и тот умер, затих. И так смирно сидел до следующего вечера. Но потом снова воскрес, когда новая луна всходила на небе и вела за собой всё зло, что приходит ночью. Тогда он расстрелял в чугунного человека ещё один рожок, и тот снова умер.

У человека в красной куртке оставался всего один рожок к автомату, и он знал, что через день ему нечем будет убить чугунного человека, и тот придёт к нему и задушит его, втопчет чугунными своими ногами в вытертый паркет музейных залов. И даже желтоватый порошок почти закончился, и с ним уходила последняя надежда на то, что удастся улететь отсюда. Поэтому всю последнюю ночь человек в красной куртке лежал, свернувшись калачиком, и тихо подвывал, засунув в рот большой палец.

Чугунный человек не стал ждать ещё день и ещё ночь. Утром перед окном появились зелёные пятнистые машины, а на них сидели люди и хохотали, показывая пальцами на человека в красной куртке, который присел за подоконником, согнувшись пополам. Он отскочил назад, вскинул маленький автомат и выпустил оставшиеся патроны в людей на машинах, и все они умерли, стекли ртутью на асфальт и впитались в него. А затем он услышал, как они грызут снизу фундамент музея. Он попытался выстрелить в пол, но патроны закончились. И тогда он схватил пожарный топор, разбил стекло перед чучелом гиены, которая не подсказала ему, как спасти свою жизнь, и начал рубить её, стараясь, чтобы ни одного крупного клочка от неё не осталось, и вечером её лживому духу некуда было вернуться.

А затем он решил, что изрубит всех животных в этом огромном молчаливом здании, и когда люди из машин всё же прогрызут и подкопают фундамент здания, они будут ему уже не опасны.

Сергей Крамцов

31 марта, суббота, раннее утро

Когда мы проезжали по Большой Никитской улице, нас обстреляли. Стреляли плохо, безбожно мазали. Стрелок, судя по всему, сидел в здании Зоологического музея, на верхнем этаже. Расстояние всего ничего, но ни одна пуля даже в броню не попала, а мы провалились в десантный отсек за долю секунды. Гранатомётов у стрелков не оказалось, ничего крупнокалиберного — тоже. А судя по звуку, пальба шла из пистолета-пулемёта. Вообще странно, зачем они это делали? Надеялись кого-то из нас с брони сшибить? Непонятно.

Соловьёв приказал даже ответный огонь не открывать, и мы проехали мимо, вся колонна. Выехали на простор Манежной площади и снова выбрались на броню. Дисциплина дисциплиной, а любопытство — страшная сила. Но смотреть на Манеже на что-то ещё, кроме картины запустения, смысла не было — пустота, даже мертвяков почти не видно. Совсем им тут делать нечего — или в других местах гуляют, или попрятались. Зато снова вдалеке мы разглядели неторопливо едущий следом за «уазиком» большой грузовик, в кузове которого виднелись вооружённые люди. Ещё кто-то «по хозяйству» промышляет, наверное.