Воин Пустоши - Левицкий Андрей

— Это кому ты по мордени собрался?! — возмутился бандит. — Кому по мордени?! Мне, первому хозяйскому помощнику?!!

Не обращая на него внимания, Захар выбрался из отсека и взял ружье со стойки у стены. Следом полез Стопор.

— Я наружу не собираюсь, раз приказ был, — пояснил механик, не глядя на Дерюжку, и встал под запертой дверью отсека. — Но вооружиться надо и наготове быть.

Снаружи донесся голос хозяина:

— Выходите!

Захар потянулся к засову, но Дерюжка, схватив со стойки автомат, найденный Стопором в танкере, рванулся к двери с криком:

— Не трогай, я первый!

Пожав плечами, Захар шагнул назад, и молодой, рванув засов, вывалился наружу.

Когда он встал на подножке, взгляду открылась удивительная картина. Светало, горы впереди и долина сзади были уже хорошо видны. Как и несколько десятков кочевников, стоящие на коленях вокруг «Панча». Они равномерно сгибались и разгибались, прижав к головам тыльные стороны ладоней, бились об иловую корку лбами и подвывали: о-о-о… у-у-у… о-о-о… у-у-у… Позади стояли оседланные манисы, два ящера не спеша, шли прочь, волоча поводья, на них никто не обращал внимания.

Не опуская автомата, Дерюжка спрыгнул. Сзади в проеме показался Захар.

Из-за кабины вышел Макота. При виде хозяина молодой бандит тихо вскрикнул: с ног до головы тот был залит кровью, она стекала по лицу, по одежде, капала даже с кончика носа. Но ведь не его это кровь, ведь вон как хозяин спокойно идет, не шатается, руки-ноги целы… Как так: кровь есть, а трупов нет?

Дерюжка, отступив от «Панча», оглянулся. Взгляд скользнул к крыше кузова… Его замутило, бандит схватился за горло и побыстрее отвернулся. И решил, что самоход он отмывать ни за что не будет, пусть вон Стопор этим займется, угрюмому заике все нипочем.

Макота ухмыльнулся — зубы на темно-красном лице ярко блеснули в утреннем свете — и шагнул к здоровенному кочевнику, который перестал кланяться и замер на коленях, обратив к атаману перекошенную от страха рожу. В черные волосы были вплетены перья — они украшали шевелюры всех кочевников, но у этого красавца их было особенно много.

― Ты! — рявкнул Макота, ткнув пальцем в смуглую грудь. От пальца разлетелись красные брызги. — Язык наш знаешь? Ну, нормальных людей, вроде меня? Умеешь по-нашенскому говорить, спрашиваю?

— Уме-эу, — протянул здоровяк, неестественно гримасничая и так растягивая губы, что сразу стало ясно: говорить на языке «нормальных людей» ему доводилось нечасто.

— Умный, стало быть? — Макота резко нагнулся к нему. Кочевник отпрянул, сжавшись от страха. Вой со всех сторон прекратился, остальные людоеды перестали кланяться, наблюдая за происходящим.

— Ты, что ли, вождь? — спросил Макота.

— Не-э… Вождь мертвый. Убил ты.

— Я? — удивился атаман и оглянулся на крышу «Панча». — А это, что ли, один из тех двоих? Но они ж, слышь, молодые вроде и без перьев почти были. Или ты о том старикане с рожей разукрашенной, который за машиной валяется? Не, то шаман, я точно знаю.

— Не-э. Ты! — здоровяк показал на атамана, потом на Дерюжку, на спрыгнувшего вслед за ним Стопора, на Захара, маячившего в кабине. — Ты! Ты! Ты! Все-э убил!

— Не понял! — нахмурился атаман.

— Раньше-э было, — жутко гримасничая, морща лоб, то надувая, то втягивая щеки, выдавил из себя кочевник. — Много ночи прошла… Много дня… Возле большой железный гора убить вождь. Ты, ты, ты убить! И вождя и других! Теперь я — вожак!

Макота с Дерюжкой переглянулись, разом сообразив: это то самое племя, которое напало на банду возле Корабля!

— Вот те на… — протянул молодой. — Так эта… вы че, следом за нами шли?

— Не-э за вами, — замотал головой здоровяк. — Так шли. Еда искать: катрана, кальмарка, краба. След увидеть. По след потом шли.

— Стоп, это значит и Така с вами?! — понял вдруг Макота. — Где он?! Сюда его ведите!

— Не-эт Така! Не-эт! Идти… бежать стал! Бежать от нам! Мы хотеть бить-убивать Така, плохой добыча Така нашел! Плохой добыча — сильный — вождя убил, много других убил…

— А, сучий потрох! — догадался Макота. — Слышь, молодой, понял, что случилось? Мы их тогда потрепали хорошо и в Корабль убрались, и они Таку за то, что наводку плохую дал, хотели порешить, вот он и сбег. Малый, тебя как звать?

«Малый», который, если бы выпрямился во весь рост, стал бы головы на две выше атамана, подобострастно сгорбился и пробубнил: