Опасная колея - Федотова Юлия

А больше ничего полезного на месте преступления обнаружить не удалось, хотя господин Листунов ещё долго шарил по всем комнатам, ползал по полу с глубокомысленным видом и складной лупой в руке: собирал какие-то пылинки да ворсинки, раскладывал по конвертикам и многозначительно бормотал себе под нос: «Та-ак, та-ак… А это у нас что? А вот оно!» Титу Ардалионовичу было до страсти интересно, что же он там откопал, но из гордости он не спрашивал, Роман же Григорьевич никакого интереса к изысканиям коллеги не проявлял, сидел на диване со скучающим видом и листал ежедневник убитого, тут же, на полке хранившийся. Но и в нём не содержалось ровным счётом ничего, способного пролить свет на трагические события последних дней — только расписания лекций, памятные даты, списки покупок, суммы доходов, расходов, пожертвований на благотворительность и тому подобная рутина.

Наконец, Иван Агафонович счёл свой служебный долг в полной мере исполненным, и они покинули дом мага Контоккайнена. Роман Григорьевич был рад его оставить. Удивительно старомодная обстановка комнат, их душный и спёртый, пропахший сухими травами и химикалиями воздух и резкий белый свет, бьющий в незашторенные окна, действовали на него угнетающе. Очень хотелось уйти прочь как можно скорее, жаль было и себя, и Удальцева, томившегося бездельем и близостью мёртвого тела. Но пришлось ждать Листунова: вызвался проводить их в здешнее Оккультное собрание, а сам погряз в каких-то нелепых поисках, изображая из себя эдакого Огюста Дюпена — правда, тот, кажется, не пользовался лупой. Ивенский уже почти растерял остатки терпения и собирался объявить об этом во всеуслышание, когда пальмирец соизволил-таки подняться на ноги с колен, спрятал в карман свою ужасную лупу и послал городового за извозчиком.

Ах, какое это было облегчение — вырваться из душного, могильного плена комнат на свежий морозный воздух! От удовольствия Тит Ардалионович даже замурлыкал себе под нос легкомысленную гусарскую песенку времён Отечественной двенадцатого года, но умолк под косым взглядом Листунова.

Снег искрился в солнечных лучах, ветер дул в спину. Сани весело неслись по Петровскому проспекту мимо перекрёстков и каналов, мимо дворцов и домов, магазинов и лавок, мимо прогуливающихся горожан и жарких костров. За санями неотступно, большими прыжками, несся невидимый зверь. Удальцев помнил про него, но страху не было — светло, людно, чего же бояться?

В Собрании, как на грех, было пусто — не любили господа-маги ярких утренних часов.

— Они теперича до самого вечеру не явятся, — охотно растолковал швейцар, удивительно молодой для такой должности мужик, ему бы землю пахать или баржи грузить, а не двери отворять. — Вот как смеркаться станет, тут и съедутся, коль мороз позволит. А вы, ваши превосходительства, — привычно польстил он, — ежели ждать не желаете, так и езжайте прямо домой к его милости, Козьме Митрофанычу, предводителю магического общества. Они сами так велели: «Буде кто спрашивать из полиции — пусть прямо ко мне следуют, приму». Да тут недалече, на Мойке, возле Мытного двора, собственный дом господина Зимина, вам любой покажет.

Вот так! Предвидел, что ли, господин предводитель их визит? Или просто догадался, в свете московского события?

«Верно, среди магов вовсе не принято держать слуг» — решил Тит Ардалионович, когда хозяин лично отворил им дверь. Отворил, да и застыл на пороге, руками замахал.

— Ай! Ай! Не пущу! С животным не пущу! Это ваше животное? Уберите немедленно! Пфуй, гадость какой! — отчего-то Зимин Козьма Митрофаныч говорил, точнее, кричал с заметным германским акцентом.

Забавно было наблюдать, как испуганно оглядывается, а потом пятится в полнейшем недоумении господин Листунов. Поскольку никаких животных, даже самой плохонькой кощёнки или дворняжки в поле зрения не наблюдалось, он пришёл к логическому выводу, что хозяин дома, как говорят в народе, рехнулся. В какой-то момент Иван Агафонович даже заподозрил, уж не его ли самого маг обозвал «гадостью»? Просто стоял он за спинами московских гостей, а дальше был только пустой двор. Но к его величайшему изумлению, Ивенский на вопли мага отреагировал очень буднично, и от этого ещё более странно:

— Нет, — ровно и терпеливо ответил он, — это не наше животное, мы бы и рады его убрать, но не можем. Оно… как бы точнее выразиться? Не наше, но состоит при нас. Приставлено для слежки, кем-то из ваших товарищей по цеху. Да вы не беспокойтесь, оно смирное, и в помещения не лезет… кажется.