Дочь воина, или Кадеты не сдаются - Звездная Елена

Я не помнила, как вышла из Шоданара, в полубредовом состоянии пересекла дорогу едва не столкнувшись с каким-то экипажем, а потом я услышала:

— Киран…

И потеряла сознание.

— Киран, деточка, где ты его нашла?

Причитания Ашары вернули меня в неприятную реальность. Открыв глаза, я поняла, что лежу на постели, в своей спальне… точнее, не лежу, а фактически корчусь.

— Больно… — простонала я, выгибаясь на скомканных простынях.

— Ох, бедненькая. — Мокрое полотенце осторожно положили на лоб.

Стало легче… ненадолго…

— Ашара, что со мной? — простонала я, чувствуя очередной нарастающий виток боли.

Это не должно быть так! Такого после секса не бывает… ну совсем никак… Новый приступ — и я кричу, срывая охрипшее горло.

— Где ты его нашла? — встревоженно вопросила старуха. — Кира, Пантереночек, чем слабее воин, тем позже приходит боль. Нрого стар, ты испытывала бы страдания лишь к закату и намного слабее, но сейчас… Кто он? Кого ты себе нашла, глупая девочка?

Но я уже не слушала ее. В очередной раз изгибаясь на постели и раздирая истерзанное горло очередным криком…

— Кирочка… — Ашара едва не плакала, — Кирочка…

А я снова потеряла сознание.

Мне снился наш первый тренировочный бой в режиме реального присутствия. И я пилотирую малый фланговый истребитель… Вражеская армия внезапно выныривает из астероидов, руководство пускает нас в расход… взрыв… Тело накрывает стена пламени… боль… Смерть…

Вот только вместо слов преподавателя «Бой окончен» я слышу:

— Киран, дочь Киары, открой глаза.

Глаза?! Как? Здесь огонь, он сжигает мою кожу, мои веки, и я зажмуриваю их сильнее, в отчаянии понимая, что при таких повреждениях не спасет и гелликс… Этот бой мне не засчитают, придется пересдавать…

— Киран.

И мой хриплый ответ, ранящий обожженные губы:

— Киран МакВаррас, кадет. Первый курс обучения. Бой проигран. Корабль уничтожен. Экипаж погиб.

Сейчас учитель должен вынести решение. И я жду… жду его слов, жду, когда боль прекратится, жду момента, в который пламя отступит и я проснусь в гипкапсуле.

— Киран, девочка, открой глаза.

Что-то не так. Что-то совсем не так. И остается вопрос:

— Это приказ?

Тишина. Почему они молчат? Почему?

И голос крайне неприятного мне человека:

— Да, кадет Киран МакВаррас, это приказ. Открыть глаза!

Мне не нравится этот человек. Мне не нравится приказ. Мне не нравится что-то еще, и я не могу понять что. Но приказ есть приказ.

— Есть, сэр. — Я не узнаю свой голос.

Глаза… я открываю их с трудом, ожидая увидеть ревущее пламя и собственную висящую лохмотьями сожженную кожу. Но огня не было. С удивлением я посмотрела в потолок, белый и каменный… Огня нет?! Нет? Но почему я сгораю?

— Вот и хорошо. Киран, посмотри на меня. — Голос был женский.

Медленно повернула голову в сторону, откуда доносился говор, и увидела странное создание в черном балахоне и черном же шарфе. Видны были одни глаза… черные.

— Киран, дочь Киары, смотри на меня, — сказала та, чей рот я не видела, может, поэтому создавалось ощущение, что женщина говорит в моей голове.

И я хотела смотреть… хотела… но не могла…

— А-а-а! — хриплый отчаянный крик вырвался из моего горла, а тело изогнулось дугой. — Мама…

Меня вновь скрутило, как тогда… когда рядом была Ашара, но сейчас боль все нарастала, не прекращаясь ни на мгновение, и я закричала снова…

— Держите ее, — послышался голос одетой в черное. — Плохо, слишком плохо. Я не справлюсь одна, пригласите эйтну клана МакЭдл.

Она говорила что-то еще, но я уже не слышала, вновь срываясь на отчаянный гортанный хрип… Наверное, я умираю… наверное, это все…

— Мама… мамочка… мама… — Я уже только шептала. — Позовите маму…

Открылась дверь. Быстрые шаги… прохладные ладони обняли мое лицо… такие знакомые руки…

— Мама?

— Нет, Киран, нет… но все будет хорошо.

Снова боль! Она взрывает меня изнутри, она сжигает меня снаружи… Кричать я уже не могу, и только стоны вырываются сквозь израненные губы… И я почти проваливаюсь в спасительное бессознательное, но мешают слова:

— Она теряет сознание.

— Нельзя допустить. Слишком большая кровопотеря, может не очнуться.

И вдруг удар. По щеке. Резкий, болезненный. Я распахнула глаза и уставилась на отца. В какой-то момент я просто смотрела на него, затем проговорила:

— Ты доволен? — Слова получались хриплые, говорить я практически не могла, и все же. — Теперь я понимаю, почему мама сделала все, чтобы я не попала на Иристан… Теперь… понимаю…

Очередной приступ, и я снова срываюсь на крик…

— Хассар Айгора, зафиксируйте ее. Держите крепко!

И руки человека, которого я так ненавидела, прижали к постели… Больно… так больно.

— Мама-а-а. — Мой отчаянный крик, и снова взрыв боли…

— Смотри на меня, — первая эйтна обхватила мое лицо ладонями, — смотри на меня!

Я дернулась, пытаясь вырваться, но тут… ее черные глаза начали медленно увеличиваться, и я до крайности заинтересовалась данным феноменом. Я так увлеклась разглядыванием очевидного невероятного, что лишь краем сознания отметила несколько уколов в предплечье… А потом черноглазая вдруг сказала:

— Не могу!

В ту же секунду она отпустила мое лицо и повалилась под кровать с глухим стуком. Но на щеки легли другие руки, меня развернули, и вторая эйтна тоже сказала:

— Смотри на меня!

И у этой глаза начали округляться и расширяться… Точнее, не у нее! Я даже вскрикнула, когда осознала, что это не ее глаза! Это были глаза призрака, тени, чего-то иного… и вдруг я услышала словно голос из ниоткуда:

— Она видит…

А с пола донеслось:

— Не может быть.

— Но она видит!

«Вижу», — подумала я и потеряла сознание.

Выплывала из бессознательного я медленно и нехотя, в то время как в моей комнате явно происходил неприятный разговор.

— Вы не подготовили ее! — Властный, повелительный той черной, которая на пол падала.

— Моя эйтна… мы… — Голос бегемотихи.

— Вы! Хассара Эталин, вы! Это ваша ошибка! — И тон такой… учительский, что ли.

— Мы не предполагали…

— Вы не предполагали? Отдать девчонку, совсем юную, невинную, на всю ночь воину круга сильнейших! Вся ночь! С одним из сильнейших воинов! А чего вы ждали, хассара Эталин, что проживание вне Иристана сделает ее неуязвимой?

— Мы… не предполагали невинности.