Автоматная баллада - Уланов Андрей

Стрелок едва заметно пожал плечами.

– Я, значит, буду второе лицо всея здешней милиции, – продолжил рыжебородый. – Токошин Павел Дмитриевич. Лейтенант. Наши поселковые меня который уж год хотят до майора подвысить, да погон правильных не сыскать. Дю-фи-цит. А ты, значит, тот самый…

Вместо ответа стрелок нарочито медленным движением вытянул из внутреннего кармана плаща вчетверо сложенный тетрадный лист и протянул его Токошину.

– Ваще-то, – с усмешкой заметил тот, разворачивая бумагу, – тебе я и на слово поверю. После такой вот пальбы. Гумага, она, как известно, много чего вытерпит, хошь десяток печатей, – лейтенант поскреб ногтем расплывшийся фиолетовый оттиск, – на нее шлепни. А вот шестерым бандюганам по свинцовой пилюле в бошки засадить, это, как грится, характерный почерк, тут уж ни прибавить, ни убавить. Наслышаны мы о тебе, друг, наслышаны… хуть ты в наших палестинах и не отмечался досель. Романыч! – не поворачивая головы, неожиданно рявкнул он. – Подь сюды!

– И что за слава про меня в ваших… палестинах?

– А это, друг, смотря как посмотреть, – отозвался Токошин. – Дело ведь такое… относительное, как сказал не Карл Маркс, но тоже один умный еврей. Романыч!

– Тут я, Павел Дмитриевич.

– Ты вот чего, – развернулся лейтенант к подсеменившему толстяку. – Закрывай свое заведение… жрать-пить все равно никто сейчас не будет, а языками трепать на свежем воздухе даже и сподручнее. Мишка токо пусть останется, подсобить и… и все, Клавка твоя небось карманы вытряхнуть и у живого сумеет так, что любо-дорого. Давай!

– Цвай момент, Павел Дмитриевич!

– Ну так вот, – вновь обратился к стрелку Токошин. – Слава твоя… кто душегубцем честит, убивцем-кровопийцей, а кто и добавляет – побольше таких убивцев, как ты, глядишь, и по дорогам ездить куда спокойнее выходило б. Взять, к примеру, тех молодцев, что вокруг нас в живописных позициях разлеглись – тихие, смирные… как по мне, упокойничками они лучше смотрятся, нежели в живом виде. Мы хоть и привыкли, что на ярмарку всякие людишки съезжаются, но, думаю, появись ты деньков на пять позже, мог бы и без награды остаться.

– Бывает, – ровным голосом произнес стрелок. – А бывает, что и премиальные перепадают.

– Ну, мы все ж не Запупеевка какая! – фыркнул Токошин. – Понятно дело, сработали б далеко не так аккуратно и красиво, дыр вышло б куда больше, но…

– Дядь Паш… чего делать-то надо? – робкий тон вставшего за лейтенантом парня, по мнению стрелка, плохо подходил к его габаритам – вихры цвета спелой пшеницы лишь самую малость не дотрагивались до потолка.

– Сейчас все скажу… Романыч!

– Уже-уже запираю, Павел Дмитриевич! – крикнул суетившийся у двери толстяк. – Засов вот задвину-и все! Клав, ставни-то тоже позапирай, а то вон гляди, в каждом окне по десять рож, не ровен час, выдавят стекла носами…

– За лошадьми их тоже пусть присмотрят, – заметил стрелок. – И там, где они на постой…

– Пусто там, – уверенно сказал Токошин. – Сам третьего дня проверял. Ночевали они в сарае у Ноготковых, а днем все при себе таскали, не иначе чтоб в любой момент, если что, в седла – и деру. А вот насчет лошадей это ты верно, главное, вовремя. Клавка, погодь со ставней! Сунься наружу, глянь – Петров со своими добрался уже до места происшествия или как?

– Да тута он, Дмитриевич, тута, отсель вижу – трется на углу.

– Щас… Мишка, ты пока вот чего… чтоб Клавке лишний раз не нагибаться… пусть-ка Романыч один стол клеенкой постелет – будем, значит, оперировать по правилам. Романыч… нуты… керосинку-то запали, не жлобствуй, а то ведь ты меня знаешь! Если угляжу, что ты али Клавка сверх законной трети чего-нибудь из упокойничкового добра себе в карманы приговорите…

– Не приговорят, – холодно произнес стрелок.

– Эт ты, парень, Клавдию нашу Пятровну не знаешь, – лейтенант подошел к окну. – Романыч-то да, трусоват Романыч, а Клавка даже у черта лысого из-под носа чего ценное запросто утянуть попытается. Верно я говорю?

– Да будет вам, Павел Дмитриевич, вот уж напраслину-то мелете, – привычно-заунывно возразила трактирщица. – Когда ж это я… – закончить фразу ей не дал подошедший сзади Романыч. Цепко ухватив супругу за рукав, он утянул ее в дальний от стрелка угол, где семейная пара начала яростно перешептываться. Шепот, впрочем, давался их глоткам с трудом – до стрелка то и дело доносились обрывки фраз.

– …Клавдия, Христом-богом прошу…