Опасная колея - Федотова Юлия

— И исчез! — эхом повторил восхищённый Тит Ардалионович. — Так всё и было! Я уверен!

— А я — нет! — неожиданно заявил Роман Григорьевич, и Удальцев вздрогнул, будто его окатили ушатом холодной воды. — Преступник мог нарочно подтасовать улики, чтобы направить расследование по ложному пути, такое тоже случается! Никогда не делайте поспешных выводов, мой юный друг, видимость часто бывает обманчива, — ох, если и стоило кому-то последовать совету столь полезному, так это самому господину Ивенскому! Что ж, поучая других, учимся сами, как говаривал кто-то из старых мудрецов.

…Они наспех приводили в порядок протокол, когда из передней послышался стук множества сапог.

— Дозвольте приветствовать господ сыскных! Душевно рад встрече! — раздался с порога молодой, но какой-то сонный, будто варёный голос.

«Ещё бы ты не радовался, что не тебе достанется дело!» — подумал Роман Григорьевич с раздражением. Обладатель этого голоса был ему хорошо знаком. Пафнутий Сергиевич Белозёр, гладкий и удивительно ленивый молодой человек лет двадцати пяти состоял инспектором при здешнем околотке, и проявлял при этом так мало служебного рвения, что люди несведущие удивлялись, зачем этакого нерасторопного увальня держат на службе. Сведущие же знали, что родной дядя его, действительный статский советник Белозёр — человек не из последних и даже имеет руку при дворе.

Роман Григорьевич про дядю Белозёра, конечно знал, мало того, был знаком с ним лично, поскольку данный господин был вхож в дом его отца. Поэтому задаваться вопросом о служебном соответствии дядиного племянника он не стал, только заметил с напускным недовольством:

— Явились наконец-то, года не прошло! Право, Пафнутий Сергиевич, здешние дворники служат радивее вас! — на самом-то деле он был даже рад, что околоточный инспектор по обыкновению своему задержался. Явись он раньше — и застал бы, как господа сыскные в обморочном состоянии валяются подле трупа! Это было совсем уж ни к чему. Роман Григорьевич вовсе не желал, чтобы посторонним стало известно о его глупом промахе (и в последующий отчёт этот досадный эпизод включён не был).

Инспектор Белозёр притворно-горько вздохнул.

— Ах, ваша милость, мы бы и рады раньше прибыть, да донесли о происшествии поздно! И то сказать, ведь Управление-то ваше туточки недалече, за угол свернуть, а мы с городовыми от самого Вала добирались, поспешали!

Упомянутые городовые, всё это время стоявшие во фрунт, позволили себе согласно закивать.

— Ладно, — отмахнулся Ивенский, — заканчивайте тут. Зевак опросить подробно, может, кто чего знает. Тело свезти в покойницкую…

— Вашу, при Управлении? — уточнил Белозёр.

— Нам-то оно зачем? С ним же всё ясно, вскрывать нет нужды. Себе забирайте. Дом опечатать, приставить караул. О магическом имуществе позаботиться, как положено, чтоб не было потом вреда. Да! — он бросил на городовых суровый взгляд. — Вещи все переписаны, хоть одна малость пропадёт — взыщу!

— Как можно-с, ваше высокоблагородие! — запричитали те, но быстрые их глаза так и шарили по комнате.

— И вы, любезный Пафнутий Сергиевич, будьте осторожны, старайтесь не прикасаться ни к чему, — видя такое дело, добавил пристав. — Здесь повсюду защитные чары удивительной силы. Только посмотрите, какой казус у нас приключился, когда отворяли шкап! — он протянул Белозёру измочаленную палку. Инспектор осмотрел её с вялым интересом. Зато оба городовых заметно побледнели.

А господа сыскные на том удалились прочь, забрав с собой сундучок покойного, над которым и просидели весь оставшийся день до позднего вечера, разбирая бумаги и составляя списки лиц, коих следовало допросить по делу. Только когда запас керосина в кабинете стал подходить к концу, и глаза начали слезиться от утомления, молодые люди вынуждены были не без сожаления прервать свои увлекательные изыскания, и, весьма довольные друг другом, разошлись по домам — Роман Григорьевич — в дорогой пансион на Басманской, Тит Ардалионович — в съёмную конурку на Старых Капищах; там он обретался с тех пор, как семейство его, не выдержав дороговизны послевоенной столичной жизни, перебралось в крошечное отцово именьице под Китежем.

Место это — не славный град Китеж, конечно, а Капища — слыло дурным. В пору не столь отдалённую сюда со всего Москов-града свозили безродных покойников: бродяг, нищих да лихих людей, чей мятежный дух и по ту сторону жизненной черты не умел обрести успокоения. Время шло, столица ширилась, на месте старых могил вставали новые дома. Жилось в них беспокойно, зато дёшево. Коренные обитатели Капищ давно привыкли к бесплотным своим соседям, внимания на них не обращали, ну, разве что на улицу старались ночью лишний раз не выходить. (И то сказать, лихих людей — живых, не призрачных — на Капищах с годами меньше не стало, так что предосторожность вышеупомянутая, скорее всего, была вызвана именно этим, а не порождениями тонких сфер.) Бедный же Тит Ардалионович поначалу, будучи ещё совсем юным гимназистом, чуть с лестницы не падал всякий раз, когда перед его носом воплощалась призрачная фигура в бесстыдном декольте, принималась говорить скабрезности и смущать. Потом тоже привык, пугаться перестал, и призрак отвязался, заскучав…