Пробуждение - Дженкинс Тина М.

— А Мартин еще здесь? — спросила Мэри. — Мартин Рэндо?

— Рэндо?! Черт побери, нет! А он разве заходил? — проговорил Карл, не скрывая своего отвращения. — Так значит, это он оставил дверь черного хода открытой?!

— Наверное… А она была открыта?

— Конечно, иначе как бы мы вошли? Что ему от тебя понадобилось?

— Не знаю. Он сказал, что хотел помочь.

— Знаем мы его «помощь»!

— Слушай, Мэри… — вмешалась Кейт, и в ее глазах заблестели слезы. — Мы пришли, чтобы… В общем, в самое ближайшее время тебе нужно будет сделать очень многое. И если ты не возражаешь, мы могли бы взять часть твоих забот на себя. Вот, Боб готов, э-э… — Она не договорила.

— Ну говори же!.. — подбодрила ее Мэри.

— Боб готов заняться организацией похорон.

Казалось, весь дом Мэри в мгновение ока оказался наполнен друзьями. Они образовали как бы живой барьер между ней и внешним миром. «Не волнуйся, мы об этом позаботимся», — говорили они каждый раз, когда Мэри, бродившая по дому точно сомнамбула, вдруг спохватывалась и пыталась что-нибудь предпринять. Особенно ей запомнился приезд доктора Альберта Нойеса, который появился настолько неожиданно, что в первое мгновение Мэри даже показалось — он ей пригрезился. Альберт Нойес принимал самое активное участие в работе группы «Врачи за Справедливость». Большую часть времени он проводил в Вашингтоне, где пытался лоббировать интересы движения, и Мэри уважала его за преданность идее реформирования здравоохранения.

Обняв ее за плечи, Альберт Нойес наклонился, чтобы поцеловать ее, и Мэри увидела совсем рядом длинный аристократический нос, который выглядел особенно внушительно на его узком, практически лишенном подбородка лице. Внешне он был очень похож на белую мышь с вытянутым рыльцем и красными глазками. Очевидно, Альберт тоже плакал.

— Спасибо, что приехал, Альберт, — проговорила она, сжимая его руку.

— Можешь на меня рассчитывать, — ответил он. — Сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо… — повторила она.

Нахмурившись, Альберт прошептал ей в самое ухо:

— Нат не говорил тебе, над чем он работал в последнее время?

— Он никогда ничего мне не рассказывал.

— Ты не знаешь, он не оставлял дома, в машине или в своем кабинете каких-нибудь записей, дискет или компьютерных дисков?

— Даже не знаю. Наверное, нет. А что?

— Прости, Мэри, но мне необходимо осмотреть вашу машину.

— Ее, наверное, забрала полиция.

— Вот как? — Его лицо сделалось обеспокоенным.

— Послушай, Альби, почему ты задаешь мне все эти вопросы?! — спросила Мэри, борясь с подступающей паникой.

— Я… Я не могу ничего объяснить тебе прямо сейчас. — Альберт Нойес страдальчески сморщился — очевидно, ему было трудно отказывать ей, когда она в таком отчаянии. — Когда-нибудь я расскажу… все расскажу, но не сейчас… По многим причинам это невозможно. Тебе придется просто довериться мне, понимаешь?

Мэри не успела ничего ответить. К ней подошла Кейт, державшая в руках телефон на длинном шнуре.

— Это тебя. Он очень настаивает…

— Кто это?

— Мартин Рэндо.

При звуке этого имени доктор Альберт Нойес заметно побледнел и попятился. Мэри поднесла трубку к уху:

— Мартин? Ты забыл закрыть за собой дверь.

— Извини, иногда я бываю довольно рассеян. Как ты? Мне показалось — тебе очень нужно как следует выспаться.

— Спасибо, мне уже лучше.

— Держись, Мэри, слышишь? Я понимаю, что тебе очень тяжело. Тебе… нам всем нужно это пережить.

Сейчас голос его звучал гораздо увереннее, чем когда он переминался с ноги на ногу, стоя у нее на кухне. И то, что он сказал «нам», Мэри очень не понравилось.

— Извини, ко мне приехали друзья, и мне пора идти, — сказала она с легкой прохладцей в голосе. — Спасибо за помощь, Мартин.

— С каких это пор Мартин Рэндо стал вхож в дом Шихэйнов? — сердито спросил Альберт, когда она положила трубку. Мэри хотела ответить, что он вовсе не «вхож», но само упоминание фамилии «Шихэйн», которую она взяла, когда вышла замуж за Ната, и которую теперь будет носить их ребенок, напомнило Мэри о ее горе. Не сдержавшись, она снова заплакала, и Альберт смущенно отступил, поняв, что невольно стал причиной ее слез. После этого он к ней почти не подходил, а вскоре и вовсе уехал обратно в Вашингтон.

Между тем телефон продолжал звонить чуть не каждую минуту, а у дверей начала собираться толпа журналистов, прослышавших о том, что Мэри самовольно увезла тело с места преступления. Теперь им не терпелось задать ей свои вопросы. Какой-то пронырливый репортер сумел даже пробраться в кухню, и Карлу пришлось прибегнуть к силе, чтобы вышвырнуть его вон. Самой Мэри это, впрочем, никак не коснулось: она снова впала в состояние глубокой апатии и почти не реагировала на внешние раздражители. С безучастным видом она сидела в глубоком кресле, машинально кивая головой в ответ на вопросы и слова сочувствия.