Интерлюдия смерти - Робертс Нора

— В смысле «Ты посмел прикоснуться к моей жене, так умри, несчастный»?! — Рорк презрительно передернул плечами. — Слишком театрально и чересчур сентиментально. Особенно учитывая, что ты врезала ему в нос прежде, чем я успел вмешаться!

— В его ограниченном представлении мужчины — это охотники, защитники. Так что по его логике, все верно. Однако и здесь он просчитался, ведь расправляться с врагами чужими руками не в твоем стиле. Ты уж если захочешь с кем-то свести счеты, то сделаешь это лично. Я права?

— Мне больше нравится смотреть, как это делаешь ты, дорогая, — улыбнулся Рорк.

Ева оставила эту реплику без внимания.

— Если подвергнуть тебя тестированию, то от версии Скиннера камня на камне не останется. Это не твой стиль — нанимать убийц или марать руки только потому, что меня обидели. Можно попросить Миру проверить тебя на детекторе лжи типовым тестом первого уровня, чтобы окончательно снять подозрение.

— Нет, уволь, дорогая. Еще кофе?

Ева что-то буркнула в ответ, не прекращая выхаживать по комнате. Рорк встал и подошел к автоповару за новой порцией кофе.

— В общем, примитивная подстава, — подытожила Ева. — Но все дело в том, что Скиннер уверен, что ты на такое способен. И думает, что если надавит на Межпланетную правоохранительную организацию, когда дело передадут туда, то следствие пойдет в нужном ему направлении, он втянет тебя в следственную волокиту, в которой ты увязнешь по уши, да и я с тобой заодно.

— Лейтенант, Межпланетная организация уже проводила расследование в отношении меня. Это меня не волнует. А волнует то, что если все зайдет далеко, то пострадают твоя репутация и карьера. И вот этого я не потерплю. Думаю, мне пора самому поговорить с полковником.

— По-моему, именно этого он и хочет, — предположила Ева.

— Тогда не стоит его разочаровывать, — ответил Рорк, усевшись на подлокотник кресла с чашкой в руке. — Я тут собрал кое-какие сведения о Скиннере. Пока ничего примечательного в его досье еще не нашел, но я и копал не слишком глубоко.

Ева нарочито громко поставила чашку на стол, так что фарфор звякнул.

— Досье? Ты что, залез в его личные файлы? Ты что, сдурел? Если он узнает, тебя посадят раньше, чем твои пижоны-адвокаты успеют повязать свои ультрамодные галстуки.

— Не узнает.

— Компьютерный контроль… — начала было Ева, но умолкла, взглянув на компьютер в спальне. Служба компьютерного контроля отслеживала весь трафик и все программирование на планете и за ее пределами. И хотя Ева знала, что в доме Рорка в Нью-Йорке было незарегистрированное оборудование, сеть в отеле — совсем другое дело.

— Ты что, хочешь сказать, что у тебя и здесь незарегистрированная версия?

— Конечно же, нет. — На лице Рорка было невиннейшее выражение, как у пай-мальчика. — Все зарегистрировано честь по чести, ничего противозаконного нет. Вернее, не было еще пару часов назад.

— Нельзя поставить защиту против контроля за пару часов.

Рорк сокрушенно вздохнул.

— Ну вот, сначала унизила, а теперь еще и оскорбляешь. Господи, и как я все это терплю!

Он стремительно метнулся к ней, схватил ее в объятия и так страстно прильнул в ее губам, что у Евы закружилась голова.

— Вот поэтому и терплю! — воскликнул Рорк.

— Если это должно было отвлечь меня от вопиющего факта, что ты заблокировал контроль и взломал базу служебных данных, можно сказать, признаю — недурная попытка. Но в проигрыше все равно ты! Я и сама собиралась тебя попросить что-нибудь на него раскопать.

— Неужели, лейтенант?! Ты не перестаешь меня удивлять.

— Они били его, пока у него кости не начали крошиться, — Ева говорила ровным голосом. Никаких эмоций. Хладнокровный коп. — Снесли ему полчерепа. А вторую оставили целехонькой, чтобы я опознала его сразу, как только увидела. Когда он преградил мне дорогу вчера вечером, он сам подписал себе смертный приговор. А я стала невольным орудием убийства.

Ева бросила взгляд на компьютер.

— Давай-ка за дело!

Они выудили все материалы, касающиеся Скиннера за последние десять лет его службы, и, кроме того, уточнили, есть ли хоть какая-то связь между его работой и лично ими за семь лет, прошедшие после его отставки. То есть они проверили весь период, предшествующий приезду Рорка в Америку из Ирландии.

А поскольку объем информации был необъятным, они разделились, — Ева работала на компьютере в одной спальне, а Рорк в другой.

К трем часам у Евы от усталости стучало в висках, а желудок свело от обилия кофеина. Она прониклась искренним восхищением к Скиннеру, хотя вряд ли призналась бы в этом даже самой себе.

— Отличный полицейский, настоящий служака, черт возьми! — воскликнула она. Судя по всему, Скиннер добросовестно и преданно отдавался службе на протяжении всей своей карьеры.

«Интересно, — размышляла Ева, — каково это, вдруг взять и все бросить?» Собственно, Скиннер сам сделал выбор, его отставка в шестьдесят четыре года не была вынужденной. Он мог продолжать работать еще лет десять, мог возглавить полицейский департамент.

Вместо этого он ушел в отставку через почти полвека безупречной службы и использовал свои прошлые заслуги как плацдарм, чтобы баллотироваться в конгресс. Но нескольких десятилетий беспорочной службы на благо общества оказалось недостаточно, чтобы затмить его акудоумные воззрения и узколобость и заручиться поддержкой даже самых замшелых членов консервативной партии. Да и потом, его политическая платформа была крайне зыбкой, его то и дело бросало из одной крайности в другую.

Скиннер был непоколебимым сторонником запрета на свободный оборот оружия, который консерваторы при малейшей возможности пытались объявить неконституционным. И в то же время неустанно отставал восстановление смертной казни, что отпугивало от него либералов всех мастей от умеренных до крайне левых.

Он хотел добиться запрета на легальную, упорядоченную проституцию и отменить все предусмотренные законодательством налоговые и правовые льготы для однополых пар. Он проповедовал святость брака, но только гетеросексуального, и притом выступал против выплаты государственных пособий многодетным неработающим матерям.

Скиннер был убежден, что материнство — так он толковал Евангелие — само по себе уже было достаточным вознаграждением, своего рода Божьим благословением, и не нуждалось в дополнительном материальном поощрении.

Из-за противоречивости его политической платформы и бездарной предвыборной кампании он с треском провалился на выборах. И хотя с лихвой компенсировал политическое фиаско щедрыми гонорарами за лекции, публикации и консультации, Ева была уверена, что он так и не смирился с неудачей.