Звездный огонь - Серебряков Владимир

Разумеется, детали того опыта и по сей день засекречены, но кое-что я все же сумел вызнать. Лаборатория, конечно, была оружейная. Ядерные бомбы, к сожалению, оставляют по себе неприятный осадок — радиоактивный, я имею в виду. Аннигиляция Пенроуза чище, но проходить может только в рабочем пространстве ТФ-деструктора; сделать ее дальнодействующим оружием невозможно. Ушлые ребята из Кейптауна нашли, как им казалось, удачный суррогат. Два пенроузовских солитона, складываясь в одной области пространства, стягивают вещество в этой области в сингулярность, образуя метастабильную черную дыру крайне малой массы. Поскольку время квантового испарения такой дыры пренебрежимо мало, то за долю мгновения вся она переходит в гамма-излучение. Эффект был равносилен взрыву антиматерии, и реализовываться мог на любом расстоянии от источника. Технически проблема сводилась к наводке двух ТФ-«бичей» на точку распада.

К сожалению, применить на практике этот метод оказалось трудно, поскольку псевдоаннигиляция крайне чувствительна к плотности вещества в зоне распада. В день инцидента планировалось провести небольшой взрыв с распадом нескольких граммов воздуха. Полигон размещался в пригороде Кейптауна, заняв десяток квадратных километров бывшего вельда. К сожалению, от случайностей никто не застрахован — в момент проведения опыта на полигон залетел стервятник. Кто может прикинуть в уме сравнительную плотность воздуха и мышечной ткани, поймет, почему взрывная волна снесла половину города, а жесткое излучение оставило выживших без потомства.

В те времена Колониальная служба, в ведении которой находилась Академия, еще не набрала такую силу, так что волна негодования, поднявшаяся отнюдь не в одной Южной Африке, не прошла бесследно. Повсюду звучало нечто вроде «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…». И сановные голубцы постановили вывести опасную контору с Земли, разместив на какой-нибудь отдаленной планете. Выбрали, само собой, не самую населенную колонию и самую отдаленную, разумно решив, что пятнадцати парсек не преодолеют последствия никаких экспериментов, проведенных человеческими руками. Так на Габриэле появилась Пенроузовская Академия.

Южноафриканскому Союзу в качестве компенсации выделили подарок совершенно царский — эксклюзивное право на колонизацию. Правда, шуточка вышла в голубцовском стиле, потому что выделенная ЮАС планета оказалась той самой, что отдали для опытов Академии, уже налифтнувшей пару миллионов кейптаунцев. Само собой, южноафриканцы эмигрировать не стали. Вместо этого Манделабург наладил бойкую торговлю лицензиями на выезд. В результате на Габриэль отправлялись по большей части добровольные уезжанты, люди тертые, деловитые и хоть к какому-то занятию приспособленные. Институтских иммигранты недолюбливали, а те их — презирали.

И еще одно учреждение разместилось тут — Институт прекурсологии. Почему именно здесь — я не выяснил, но подозревал, что именно по той причине, что именно на Габриэле, да и во всей системе Адоны, никаких следов Предтеч найдено не было. Совсем. То ли в те эпохи, когда расцветали межзвездные империи инопланетян, хи Геркулеса располагалась намного выше галактической плоскости, то ли по какой-то иной причине, но ни одна дочеловеческая цивилизация не соизволила потоптаться по ее планетам. Выселить сюда институт, занятый изучением этих самых Предтеч, было крайне разумно: чтобы ученые мужи не повыдергали друг другу патлы, обсуждая, какой артефакт важнее — приснопамятный Памятник Кларку или вездесущие колоссы. Так на Габриэле появилась еще одна башня из слоновой кости, обитатели которой свысока посматривали на деловитую муравейную суету простых колонюг.

Такое вот общество и сложилось на пустынной планете и даже процветало каким-то образом в рамках экспортных квот. Настоящий пустынный Эдем, в котором завелся змей. Жалко, что меня зовут не Патрик, а то у меня был бы отличный шанс заделаться святым.

Так что вместо того, чтобы слушать, как скучный голос ведущего повествует об особенностях местного бытия, я принялся глядеть по сторонам.

Не знаю, что я надеялся увидеть. Поселения на Габриэле жались к источникам воды, к спускающимся в сухие ложа древних морей ледникам. На континентальных плоскогорьях даже лишайники не росли — марсианская пустыня иззавидуется. И хотя мы находились, по всей видимости, на бывшем шельфе, вблизи города, а значит — недалеко от моря, унылый пейзаж не нарушала ни травинка, ни кактус. Небо было неопределенного цвета; при попытке поднять взгляд кибер-контроллер закрывал мне зрачки, тревожа неслышным для окружающих алярменным воем. Наверное, оно было голубое, потому что над самым горизонтом плыла, искрясь, синеватая мгла — это ветер нес соляную пыль. Хотя по работе мне приходилось бывать на самых разных планетах — пожалуй, я обошел четверть Доминиона, — столь удручающего зрелища мне не попадалось даже на каторжном Аверне. Там низкое небо подметали древовидные лишайники, плескалась в лужах какая-то мелочь… Здесь — пусто. Мертвая пустыня умирающей планеты.