Звездный огонь - Серебряков Владимир

Дом Тадеуша Новицкого ничем не отличался от соседних: чуть пожелтевший от времени коттеджик, видимо, из первых. Нырок в ирреальность: действительно, дому почти шестьдесят лет, сменил трех хозяев. Я вдруг осознал, что колония на Габриэле — старая; дети первых поселенцев успели вырасти и умереть здесь. В некоторых мирах смена поколений выражалась жестокими конфликтами. Там, где вначале требовалось взрывать скалы и выжигать поля, надо было строить заводы и прокладывать интелтронные сети. Вновь прибывшие были образованней старожилов, они оттесняли их на обочину складывающегося общества, и давление прорывалось — насилием или глухим отторжением, разделяющим колонистов на касты.

Однако этой участи Габриэль должен был, по моим расчетам, избежать. Для выживания здесь изначально требовалось толковое, компетентное население: даже сельское хозяйство требовало агрономов с высшим образованием взамен подвернувшихся под руку вербовщикам неграмотных крестьян из стран Периферии. Хотя самые невежественные оставались дома — без знания хотя бы основного языка будущей родины в колонии не пускали.

Только одно отделяло жилище инженера-коммунальщика от стоящих рядом домиков: желтая лужайка. Капиллярной сетки не было; но лишайная поросль туго заткала сухую, неплодородную землю.

Задумавшись, я едва не треснулся о дверь лбом и секунду недоумевал, почему она не растворяется передо мной. Потом сообразил — я не на территории Академии. Город принадлежит домену, и здесь нет бытовой интелтроники. И силового привода на двери — тоже, потому что дверь отштампована из белого пластика на нефтехимическом заводе. Дома я не рискнул бы затвориться такой в отхожем месте, но здесь колония, нищета, красть нечего — у всех все одинаковое, ибо разнообразие неэкономично. Правда, замок на двери стоит. И заперт он — я подергал ручку — изнутри.

А еще на двери не было домофона. Или звонка. Или гонга с колотушкой. В общем, такого предмета роскоши, который позволил бы незваному гостю как-то заявить о себе.

Положение складывалось предурацкое. Если ничего не предпринять, я простою под дверями Новицкого, покуда меня не вызовут на базу. С другой стороны, применять грубую силу не хотелось. Очень трудно вызвать на откровенность парня, которому ты только что вышиб дверь. Или хотя бы окно… потому что при ближайшем рассмотрении выяснилось, что окна в доме не открываются в принципе.

Затем я вспомнил, что интербрейн — не единственный способ связаться с человеком,

Новицкий не подходил к инфору долго. Однако упрямство принесло плоды: спустя каких-то десять минут навязчивое мурлыканье над ухом внезапно сменил заспанный, хриплый голос:

— Слушаю?

— Пан Новицкий? — проартикулировал я, отклеиваясь от стены. — Будьте добры, отоприте дверь.

— Какого черта?!

— Станислав Михайлов, отдел внешних расследований, — представился я. Инфор габриэльского образца оказался настолько примитивной штукой, что не принимал даже проксов-полномочий. Просто мобильный телефон с парой дополнительных функций.

Новицкий задумчиво посвистел.

— Только голубец мог сказать такую глупость, — пробормотал он наконец. — Ладно, подождите.

Долго ждать не пришлось: еще через пару минут дверь отворилась. На меня пахнуло влажностью, душной и теплой, но вовсе не затхлой. Это было так неожиданно, что я отвлекся и следующие несколько секунд вынужден был отслеживать одновременно два потока данных: тот, что поступал от моих органов чувств, и тот, что сохранил для меня всепомнящий секретарь.

Тадеуш Новицкий оказался мужчиной, как говорила моя прабабушка, видным. Это значило, что, поднатужившись, он мог бы поравняться силой с моими мускульными аугментами. Или послужить моделью для полисензовых героев: покорителей планет, губителей чудовищ и прочих джедаев.

— Ну и что вы хотите мне предложить, господин голубец? — полюбопытствовал Новицкий.

Глава 5

— Вообще-то ничего, — ответил я, как мог вежливо. — Я не торгую мушками вразнос. Я расследую дело об убийстве.

Почему-то мой ответ Новицкому понравился.

— И ради этого вы подняли меня с постели за час до рассвета? — спросил он уже менее враждебно.

Я покосился на небо. Пляска радужных струй приугасла, но аврора все еще царила в небесах. За полночь она угаснет ненадолго, и небо покроют звезды, которых здесь, в Южном полушарии планеты, видно множество: хи Геркулеса расположена в более высоких галактических широтах, чем Солнце. Зато в Северном полушарии ночное небо непроглядно; лишь далекие галактики мерцают в нем да редкие, тусклые светила сферического гало. Так или иначе, а «рассвет» имелся в виду условный — начало второй рабочей смены.