Тень воина - Прозоров Александр

И действительно — девица села у попоны на свое место. Однако спустя несколько мгновений вместо нее поднялся уже старик, степенно приблизился, шаркая по траве низкими поршнями.

— Нехорошо, мил человек, на одной земле в разных углах сидеть. Всё же мы люди русские, общий хлеб вместе ломать должны.

— Благодарствую, отец, — поднялся навстречу Олег. — Мудрые слова твои, грех перечить.

Отказать старику было бы просто неприлично, а потому Середин подхватил свой котелок и двинулся к соседям по стоянке.

— Доброго вам вечера. Вот, отпробуйте, чем богат. Вам, я вижу, своей каши еще ждать да ждать… — Ведун поставил котелок в центр попоны.

Путники отнекиваться не стали, тут же — кто из сапога, кто из-за пазухи, кто из чехла на поясе — достали ложки и с готовностью запустили их в варево. Олег еле успел сам хоть немного зачерпнуть. Что такое один маленький котелок на десять человек? Только по ложке на нос и досталось. Середин отставил опустевшую посудину в сторону, уже без особого стеснения взял разрезанный пополам хрустящий огурец, присыпанный солью с перцем, ломтик вареной убоины.

— Тебя как зовут-то, мил человек? — поинтересовался кареглазый бородач, что сидел, помнится, на второй повозке.

— Олегом, — кивнул Середин, жуя мясо.

— А меня Захар. Вот сын мой, Коля. Аккурат на Коловорот, Ярилин праздник, родился. Это Рюрик, дед мой по матери, и сын второй, Трувор. Голосистый был младенец, оттого и нарекли…

Получалось, что все путники были чем-то вроде одной большой семьи: зятья, кумовья, племянницы, братья. Правда, половину имен ведун упустил, не поняв, к кому они относятся, но главное усвоил: старшего в обозе зовут Захаром, седовласого старца — Рюриком, а двух девиц — Акулиной и Всеславой. И живут они все вместе в одной деревне — некой Сураве, что отстоит отсель за двумя реками.

— Сам-то из каких краев будешь, Олег? — неожиданно перескочил на личность ведуна Захар. — От дела лытаешь али дело пытаешь?

— Вообще, с Новгорода я. Токмо так сложилось, что дом мой — дорога, а из родичей — только сабля вострая да щит добрый, — не стал вдаваться в подробности Середин.

— Вижу, вижу, — кивнул бородач. — Однако же странная у тебя справа. Вроде поддоспешник на плечах — а ни подшлемника, ни шлема у седла не видать. Вроде сабля на поясе, щит у луки седла — а рогатины у стремени не стоит. Броню, вестимо, в любой узел спрятать легко. Но копья пополам не сложишь, в суму не упрячешь. А как же без рогатины ратному человеку?

— Коли на медведя, волка али людей охотишься, той вправду без копья никак, — тихо согласился Середин. — Но коли дичь твоя мала, хитра и стали ничуть не боится, то и рогатина — лишняя обуза. Тяжесть изрядная, а проку — никакого.

— От как? — удивился мужик. — Что же это за добыча, которую железом не отпугнешь?

— Всяка разна бывает, — после некоторого колебания ответил Олег. — Где на оборотня наткнешься, где навки людям жить мешают, где криксы с болота норовят к жилью перебраться, где баечник детей душит. Нежить всякая встречается — и ласковая, и недобрая. Вот на последнюю и охочусь.

— А-а… — сообразил бородач. — Так ты колдун бродячий! От почто дождя здесь не каплет, хотя окрест вся земля уж полдня, как чавкает.

— Я не колдун, Захарий, — устало покачал головой Середин, уставший поправлять всех знакомцев. — Колдуны — это те, что магией своей прибыток получить желают. Себя поднять, других припугнуть, злобу черную на слабом сорвать. А я — так, ведаю кое-что в этом деле да пользуюсь, коли нужда заставит.

— Ведун, стало быть, — тут же согласился мужик. — Слыхали мы в Рязани о прошлом годе об одном. Бродит, дескать, по землям, нечисть изводит да суд справедливый чинит.

— Суд справедливый князь али сход токмо учинить могут, — отказался от ненужной славы Середин. — А я лишь помогаю людям добрым с нежитью управляться. Да и то когда попросят.

— А с мавкой ты справиться можешь?

— Мавка? — поморщился Олег. — Точно она? Может, навь? Или русалка? Она большая?

Середин не любил иметь дело с мавками. Крестьянам трудно понять, почему за избавления от милой девушки из омута с них просят заметно большую плату, нежели за истребление жуткого волкодлака. Между тем, оборотни опасны только зубами да когтями — а тихая мавка способна и морок навести, и заворожить, и силу выпить, и душу сожрать. И хотя иногда Олег истреблял нежить и вовсе бесплатно — не оставлять же ее, коли людям платить нечем! — но сам факт несправедливости в оценке его труда Середина обижал, и преизрядно.