Кошмар по имени Хора - Георгиева Инна Александровна

- Выпей глоток, - протянул он зелье колдунье. Она нерешительно взяла баклажку, принюхалась и поднесла ко рту.

- Хора! - Ратибор перехватил ее руку и накрыл горлышко фляги ладонью. - Ты уверена?

- Нет, - глядя мужу в глаза, ответила она. - Но я не вижу другого выхода. Если друиды не смогут мне помочь, я буду вынуждена до самой смерти работать на обогревающие амулеты.

- Все может кончиться куда хуже.

- Яды на меня не действуют, - чуть заметно улыбнулась Хора. - А ты всегда сможешь обратить меня обратно.

И, прежде чем некромант успел возразить, она сделала глоток. Мгновение ничего не происходило, а потом…

- Дитя мое, - сокрушенно покачал головой друид. - У тебя была возможность стать любым животным, а ты выбрала это…

- Я хотела быть большой и сильной, - чуть не плача ответил здоровенный белый варан, - просто забыла, как правильно называется зверь.

- Нет, хозяйка, - Шайтан брезгливо скривился, - ящерицей ты мне нравилась куда больше.

- Юридически, - почесал бороду верховный, - она и сейчас ящерица. Только очень крупная и ядовитая.

- А еще уродливая как помесь бегемота с крокодилом, - добавил пес. - Превращай ее обратно!

- Не могу, - пожал плечами старик. Хоре стало плохо:

- Что ты сказал?!

- Я не могу тебя превратить. Ты сама должна это сделать. В твоих силах снять чары.

- Ардек, подай-ка мне флягу! - зашипела колдунья.

- Нельзя! - вскинул палец друид. - Зелье не подействует, пока ты животное. Только когда станешь человеком.

- Что же мне теперь делать?!

- Отдохни, полежи у костра, подумай… - стал перечислять колдун, но тут вмешался Ратибор. Он бросился вперед и, схватив друида за бороду, притянул к себе:

- А теперь ты подумай, старик. Мне плевать, как ты будешь это делать, но ты снимешь чары. Это понятно?

- Молодой человек, не надо так нервничать! - поднял руки верховный. Друиды, несказанно удивленные внезапным нападением, принялись роптать и тянуться за посохами. Ардек со вздохом приготовился ставить магические блоки. Шайтан ощерился и чуть подрос. И только Хора с тяжелым стоном улеглась на землю и прикрыла лиловые глаза.

- Отпусти его, Ратибор, - вздохнула она. - Я не хочу войны с друидами. Тем более, когда они - мой, возможно, единственный шанс вернуть прежний облик.

Она повернула голову к верховному, и чуть приоткрыла один глаз:

- Скажи мне, отец, как стать человеком, когда ты зверь?

- А как обернуться зверем, когда ты человек? - с выражением "ответил" друид.

Хора задумалась. Было в его словах что-то особенное. Нечто, что заставляло копнуть глубже, заглянуть внутрь, покопаться в себе. Что-то таинственно-неуловимое. Чуждое и родное одновременно. То, что есть ответом, хотя звучит как вопрос.

"Тебе ли не знать, как быть зверем, Хора? - внезапно пронеслось в голове у колдуньи. Лиловые глаза распахнулись. Она знала! Да, она знала, что чувствуют те, кто перестает быть человеком. - Неважно, как ты выглядишь. Важна только душа и то, что за ней стоит. Прогони зверя и станешь человеком. Но потеряешь человека - и обретешь зверя".

Колдунья смотрела в глаза седовласому друиду и боялась отвести взгляд. А что, если в ней больше не осталось того, что может помочь? Что, если за три года она растеряла все, что было в ней человеческого? И это тело - только отражение ее души, такой же безобразно сморщенной, как шкура варана, такой же ядовитой, как его укус?

Но если она не превратиться обратно, что станет с Лирой?

Хора почувствовала, как сердце пропустило удар. Маленькая видящая, отвечающая жизнью за ее грехи. Что станет с Фалиром, ждущим свою юную спутницу? С Айяном, этим падким на порчу оборотнем?

А что станет с ней, если она больше никогда не сможет поцеловать Ратибора?

И в этот миг все впервые увидели, как плачет ящерица.

- Иногда это больно - заглянуть в себя, - с улыбкой отметил друид. - Но это важно, если не хочешь себя потерять.

Как она превратилась обратно, Хора даже не заметила. Но теперь она знала, что сможет повторить этот трюк когда угодно. Потому что нашла ту струну своего сердца, которая пробуждала лучшее даже в диком животном. Она все еще была там, внутри. Прикрытая толстым слоем лжи, гнева, обиды и печали. Скрытая ото всех, огороженная и почти невидимая, едва ощутимая. Но она все же была, эта струна. А значит, все еще можно было исправить.