Мертвый принц - Киз Грегори

Ему следовало отказаться идти с Альврейком, но было уже поздно. Оставалось только надеяться, что королева ничего не узнает.

Тени начали постепенно окутывать землю, и Леоф плотнее запахнулся в плащ. Для него ночь больше не была исполнена мира и покоя. Она многое скрывала за своим пологом, но к нему была отчаянно несправедлива и отказывалась его спрятать. Ему стало казаться, будто он превратился в добычу для неких тварей, вышедших на охоту. Леоф даже спал с зажженной лампой.

Вскоре он заметил впереди скопление веселых огней, а когда они подплыли поближе, разглядел фонари, развешанные вдоль берега канала. Они вели к павильону на пристани, где стояло множество лодок.

Воздух был наполнен музыкой. Сначала Леоф услышал высокий мелодичный голос, похожий на флажолет, но с непривычным тембром и диковинными переливами глиссандо между некоторыми звуками. Изменчивый ритм тоже его удивил. Его непредсказуемость заставила Леофа улыбнуться.

А также сопровождающее пение кроза и яркие двухтактные вставки. Мелодия казалась легкой и веселой, однако на самом деле создавала меланхолическое настроение, поскольку основой ей служил тягучий, глубокий голос басового витхала, на котором играли смычком.

Он еще никогда не слышал ничего подобного, и это его взволновало и одновременно удивило.

Они приблизились к пристани, и фонарь осветил музыкантов – четверых сефри, те сдвинули на затылки свои широкополые шляпы, когда спустилась ночь, и их лица в лунном свете казались серебряными масками.

Двое слуг подошли к лодке, чтобы привязать ее к кольцу на причале, а Леоф, не обращая внимания на своего спутника, выбрался на сушу и подошел к сефри в надежде поговорить с ними. Он увидел диковинный флажолет: музыкант дул прямо в косой разрез, сделанный в инструменте из кости – может быть, слоновой? Другие же инструменты казались самыми обычными.

– Идемте, идемте, – поторопил его Альврейк. – Поспешите. Вы и так уже опоздали.

Музыканты не обратили на него ни малейшего внимания, а их песня не собиралась заканчиваться.

Фонари освещали низкие холмы, выстроившись вдоль дороги, что вела к маячащей вдали тени поместья. Когда Леоф и Альврейк молча зашагали к дому, к музыке присоединился голос, и все вдруг резко и неожиданно встало на свои места, так что Леоф даже вздохнул от облегчения. Он попытался разобрать слова, но текст был не на королевском языке. Неожиданно перед глазами у него возник яркий образ – маленький домик у моря, где он вырос. Он увидел свою сестренку Глинну, резвящуюся в саду – светлые волосы выпачканы в земле, на лице улыбка, – и отца, сидящего на табуретке и играющего на маленьком крозе.

Его дом превратился в груду камней. А сестра и отец – в призраков.

И вдруг, на одно короткое мгновение, Леофу показалось, что он понимает слова.

А потом шум, доносящийся из дома, заглушил песню сефри. Там тоже играла музыка, знакомый деревенский танец, показавшийся Леофу слишком тяжелым и вульгарным после чудесной мелодии. Но радостные крики и смех указывали на то, что большинству гостей она нравится.

Наконец они добрались до огромной, окованной железом Двойной двери, которая по знаку Альврейка начала медленно, со скрипом открываться. Их приветствовал лакей в ярко-зеленых рейтузах и коричневой куртке.

– Объяви, что прибыл Леовигилд Акензал, – приказал ему Альврейк.

Леоф с трудом сдержал тяжелый вздох. Его мечты о том, чтобы остаться незамеченным, рассыпались прахом.

Они последовали за лакеем по длинному, освещенному свечами коридору, прошли в другую дверь, которая так же распахнулась перед ними, и оказались в большом зале, где ярко горело множество ламп. Переполняя зал, наружу выплескивались звуки – музыка вперемешку с громкими голосами. Квартет музыкантов устроился в дальнем конце зала, сейчас они играли павану. Около двадцати пар танцевали под музыку, и еще примерно вдвое больше людей стояли у стен, занятые беседой.

Однако едва вошел Леоф, все стихло и около сотни человек повернулись к двери. Музыка смолкла.

– Я представляю вам Леовигилда Акензала, – зычным голосом объявил лакей. – Придворного композитора и героя Бруга.

Леоф и сам не смог бы сказать, чего он ожидал, но шквал аплодисментов застал его врасплох. Он, конечно, и раньше выступал при большом стечении народа, и его не раз приветствовали громкими овациями. Но сейчас – сейчас все было совсем иначе. Его лицо залила краска смущения.