Черный Янгар - Демина Карина

Какая разница?

Глава 39

Разгаданная дорога

Говорят, давным-давно не существовало множества дорог, но была лишь одна, преломленная в волшебном камне Тооки-уно, хозяина путей земных. И дорога эта была бесконечна.

Говорят, что однажды хитрая Каапи, желая властвовать не только над водяными, но и над земными путями, обернулась сорокой. Утащила она камень и поднялась к самому небу, да только крылья водяные опалила. Закричала Каапи от боли да и выронила драгоценную ношу.

Бросилась догонять.

И не успела.

Ударился камень о скалу, а быть может, и не скалу, но об острый рог спящего Инники-зверя, раскололся. Расплескалась тогда дорога, разлетелась осколками, и возникло множество путей. Да все одно, связаны они воедино, но лишь Тооки-уно, прежний хозяин, связь эту видит. Или еще брухва, колченогий старец, седьмым сыном от седьмого сына рожденный. Щурит он глаза, проявляет иные, скрытые пути… Куда уведет?

Бывало, что и за край мира. Оттого и хоронят брухву, цепями ноги опутав: вдруг да вернется за еще живыми? И за собой потянет.

Правда ли в том?

Не знаю.

Я очнулась в преддверии сумерек, услышав, как рвется ткань моего леса, и, выглянув в окно, увидела старика. Он стоял на опушке, обеими руками опираясь на посох. Невысокий, полнотелый и нахохлившийся, он напоминал старого ворона.

Грязный.

И смердит. Отсюда чую вонь.

Брухва повел головой, втягивая воздух. А губы его дрогнули:

– Хийси…

– Уходи, – ответила я, поднимая шерсть на загривке. А он лишь рассмеялся нехорошим лающим смехом:

– Хийси!

Я видела его. И кривоватое лицо. И рубаху, надетую наизнанку, подпоясанную плетеным ремешком. И драные на коленях штаны. На левую ногу брухва был бос, на правой же носил изрядно прохудившийся продранный сапог. Он осклабился.

Чует меня.

И знает, сколь молода я.

Слаба.

А он… Его окружали обрывки нитей. Брухва жил долго, верно, вторую сотню лет разменял. И людей водил по незримым запретным тропам. Взамен брал плату невысокую.

Легкие сны.

И толика радости.

Свет в чужих глазах.

Смех и страх.

Стон или крик. Боль. Слезы. Счастье и горе.

Ничем старый паук не брезговал. И я, тряхнув головой, зарычала. А брухва погрозил мне посохом. И в следующее мгновение исчез.

– Кейсо! – Я вдруг поняла, что произойдет дальше. – Кейсо, надо уходить!

Мой лес сонно заворочался, застонал, раскрываясь перед чужой силой. Рваными дырами поползли снега, обнажая черную землю. А та поспешила выбросить редкую зелень молодой травы. Но не прошло и минуты, как пожухла трава, посерела, стала пылью.

Брухва спешил тянуть силу. И я, отчаянно пытаясь выиграть мгновения, рвала его плетение. Но где мне устоять перед хозяином дорог? Выбравшись из башни, которая сама, казалось, пошатнулась, накренилась, готовая рухнуть, превратиться в груду камней, я вдыхала раскаленный воздух. Пила его, черпала чужую волю, грязную, как вода в сточной канаве.

– Хийси… – шипел старик, раскидывая плети чужих воспоминаний.

Девочка бежит по горячим камням, смеется, тянет руки…

Жмурится старик, ловит последние капли осеннего тепла. Дни его сочтены, но он счастлив…

Женщина, задумавшись, смотрится в озеро, гадает, куда ушло то, прежнее отражение, в котором она была молода и прекрасна…

Сотни лиц и тысячи украденных мгновений, за каждым из которых мне мерещится кривая харя брухвы. И снова слышу шепот его:

– Хийси… слабая…

Слабая.

Я отказалась убивать и лишилась той силы, которая отпугнула бы его и любую иную нежить. Теперь незнакомые люди, запертые в памяти брухвы, пожранные им, окружали меня.

За каждым – путь.

И сколько же их?

Раскинулись дороги, сплелись змеиным клубком, ползут, меняются, зовут меня ступить. Всего лишь шаг, Аану, один-единственный шаг… Где ты хочешь оказаться?

В Лисьем логе? Помнишь овраг за поместьем, тот самый, с ручьем на дне? Ты еще пускала палочки-кораблики с парусами из зеленых листьев. Стены оврага поросли густой травой, в ней удобно было прятаться. И ты пряталась. Целый день проводила там, на дне, не чувствуя ни голода, ни жажды.

Или вот конюшня. Сытное тепло, запах лошадей и сена. Голубиное воркование под самой кровлей. И колючая солома, в которую ты зарываешься, словно в перину…