Оборотный город - Белянин Андрей Олегович

– Щас пронырнём через вон тот закоулок, там подворотнями и до Хозяйкиного дворца рукой подать.

– А не спалимся ли? Чё-то я мандражирую, задницей беду чую…

– Моня, утешься! Кто нас будет искать в торговых рядах? Там теневой бизнес, сплошные барышники, им лишние проблемы без надобности. Айда!

Ну мы и махнули с места рысью, как и следовало ожидать угодив прямо с головой в непредвиденное обстоятельство. Очень липкое, неопрятное и перемазанное кровью…

– Ух ты, мертвец убёг!

Казалось, я врезался носом в большую мягкую стену и эта стена положила мне на плечо руку, такую тяжёлую, что колени подогнулись. Я поднял взгляд – надо мной высилась огромная туша жирного голого мужика в кожаном фартуке. В руке мясницкий тесак, запах – как от скотобойни, а на одутловатом лице светятся добрые голубые глазки. За красивую личину не прячется, себя не стыдится. А зря, без штанов же…

– Павлуша! – жалобно всхлипнули за моей спиной упыри.

Я по привычке схватился было за саблю, но два пальчика, толщиной с обух топора, легко подняли меня за шиворот на две сажени вверх.

– Хм-м… На вид мертвяк, а пахнет живой кровью, – задумчиво пробормотал гигант, покачивая меня на весу. – Ты чей будешь, человече?

– Наш он, наш! – наперегонки заскулили Моня и Шлёма, подпрыгивая внизу, как два игрушечных зайчика. – Мы его нашли, к самой Хозяйке ведём, отдай казачка, Павлушечка!

– А мне-то в последнее время поставщики одну тухлять несут, – не обращая на их вопли никакого внимания, продолжал изучать меня громила. – На кладбище нароют да и тащат, думают, раз мясная лавка, то всякий лежалый товар волоки. А у меня клиенты солидные, есть кому свежее мясо предложить, огузок, рульку, спинку, грудинку да и кости на суповой набор… Сколь хотите за него, упырче?

Мои знакомцы примолкли, видимо считая в уме.

– Стока не дам, совесть имейте, – даже не дожидаясь их ответа, честно предупредил мясник. – Половину! А то и даром заберу, он ведь сам от вас сбежал да в мои руки попал. Вы упустили, ваши сложности – fortuna caece est!^[1]

– Dum spiro, spero^[2],– неожиданно в тему вспомнил я – хвала французским романам!

– Не может быть… Ты знаешь язык Цицерона и Овидия, казаче?

– Scientia est potentia!^[3] – гордо процитировал я, смиренно повиснув и не бултыхая ногами.

Мясник уважительно поставил меня на землю:

– Сражён, право слово, сражён. Встретить здесь, в нашем захолустье, хоть кого-то, знающего латынь…

– Поверьте, я удивлён не меньше вашего. – Мне удалось галантно поклониться. – Судя по скромному костюму, вы работник пищевой сферы, но ваши манеры выдают образование и начитанность. С кем имею честь?

– Павлуша энто, – тут же подкатился услужливый Моня, подобострастно косясь на моего собеседника, – мясник здешний, говорят, будто из лекарей бывших, фельдшер али костоправ…

– Патологоанатом, – застенчиво поправил его мужик. – А я кому в свою очередь имею счастье представиться?

– А энто ужо пленник наш, хорунж… – влез было Шлёма, но получил от мясника щелчком по лбу и сел. Да-а, ещё бы, таким пальцем словить – это ж прямое сотрясение! Хотя по маленькому Шлёминому мозгу, в его большой черепной коробке, ещё надо умудриться попасть, он же там перемещается по невнятно загадочной траектории…

– Хорунжий Всевеликого войска Донского Илья Иловайский! – чуть кивнул я, качнув султаном на папахе.

– А Иловайский Василий Дмитриевич тебе случайно не родня?

– Вы знали дядю?!

– Отчего же не знать, хлопче, – улыбнулся мясник, приобнимая меня за плечи и небрежно разворачивая спиной к растерянным упырям. – Даже приятельствовал одно время, покуда сюда не загремел. А ты тут чего забыл? В наши края по доброй воле редко кто забредает… Пойдём, расскажешь.

– Эй, эй! Вы куды?! Эта наш казачок! – в два голоса со слезами взвыли мои недавние провожатые, оставшиеся в ничтожестве. – Не уходи, хорунжий! Мы ж друзья, чё ты так с нами сразу…

– Какие вы ему друзья? А ну пошли вон, лиходеи! Мы тут уж сами, мы как-нибудь без вас уже, с него и одному-то…

Я как-то не сразу уловил, что меня ненавязчиво, но уверенно подталкивают к грязному, засаленному чурбачку с торчащим в нём мясницким топором. Так называемый Павлушечка без какой-либо видимой причины одним властным движением пригнул мою шею.

– Ты тока не дёргайся, не робей, больно не будет. – Здоровяк ласково похлопал меня по спине, как скотину на убое. – И ногами не елозь, не ровён час, подтолкнёшь, и я те ухо поцарапаю, товар уж не сортовой будет. А так и срез аккуратненький, и лезвие чистенькое, и всем меньше хлопот…