Заклятие предков - Прозоров Александр

— Но почему из-за одного этого хранителя на нас должен обрушиться гнев богов, Ратмирович?

— А разве в Дюн-Хоре тебе не рассказывали про семь небес Мира?

— Ну, рассказывали… И что?

— Похоже, или ты ничего не понял, или хранители уже позабыли половину своих знаний. — Ворон снова опустился на корточки. — Ладно, я расскажу тебе еще раз. Мир людей устроен так, что всегда, раз за разом, проходит семь уровней развития — семь небес. Все начинается с божественной милости и получения свободы. На втором уровне вышедшие из божественной благодати люди вручают свою волю священнослужителям и посвящают себя только вере. Они работают во имя веры, умирают во имя веры и даже убивают во имя веры. Но проходит время, жрецы устают и вырождаются, и власть спускается на следующий уровень, к воинам. Теперь священники молятся воинам, люди сражаются во имя чести и поклоняются силе. Однако воины тоже вырождаются, и власть падает дальше, на четвертый уровень, на четвертое небо. К торговцам. Теперь жрецы молятся золоту, воители защищают торговые пути и лодки, а войны идут ради шахт для работы мастерских. Это тоже не вечно, и власть падает к тем, кто трудится. Они начинают выбирать правителей, воинов и жрецов, они диктуют торговцам, что делать в мастерских, а что возить из-за морей. Но от власти начинают вырождаться даже они, и власть падает на шестое небо. К тому, кого мы считаем мусором, отребьем, выродками и негодяями. И тогда мир превращается в хаос. Золото и дома никому не нужны, потому что любой может захотеть отнять их, убив предыдущего хозяина. Воины и законы перестают защищать людей и начинают оберегать насильников и убийц. Любовь к женщинам становится грехом, а скотоложество — правилом. И брат идет на брата, а сын на отца, и матери рождают детей, чтобы съесть их в тот же час. Младенцы боятся появляться в этот мир, а сила никогда не совпадает с совестью и моралью. Гнусность и позор наступают на всех, называя себя святостью… И тогда боги лишаются терпения и скидывают мир на самое низкое, последнее небо. Оно называется — гнев богов.

— Сурово… — почесал в затылке Середин.

— Справедливо, — не согласился Ворон. — После кары за безумие свое люди получили милость. Им дали новых богов: Сварога, Белбога, Стрибога, Ярило, Макошь, Дидилию. Они жили, плодились, молились, приносили дары и были счастливы. Правда, в последние века волхвы стали не так искренни, как ранее, и князья все реже прислушиваются к их советам, а те все чаще пресмыкаются перед князьями. Но то всего лишь второе небо. Пока правителей начнут выбирать смерды, пройдут еще тысячи лет… Если безумие не взорвет его раньше.

— Однако ты, Ратмирович, не сказал главного. При чем тут сбежавший хранитель?

— А разве ты не понял? Он заговорил свой храм как раз перед последним небом, перед гневом богов. Он священник того мира, в котором правят выродки. И у него в голове остались все знания великой, древней и очень могучей цивилизации ариев. Олежка, милый: у него сила бога и характер подвальной крысы! Он наберет силу, превратит весь мир в хаос и станет веселиться в нем до тех пор, пока у богов не лопнет терпение еще раз. Сто, двести лет… И все. Живые позавидуют мертвым. Ты хотел знать, что ждет твою Русь? Ее не станет, будет гнев богов. Ты хотел вернуться к себе домой, в будущее? Его не станет, будет гнев богов. Будет холод, лед и мерзлое мясо. Ну что, теперь ты меня понимаешь?

— Да, тоскливая перспектива… — признал ведун.

— Я тебе больше скажу, бродяга. Поздние храмы арийцев настолько чужды миру, настолько враждебны, что возле них даже зелени никогда нет. Трава еще кое-как пробивается, но кусты или деревья ближе полутысячи шагов не растут. Дохнут от злобного воздействия.

— Лысая гора… — пробормотал Олег.

— Что?

— Гороховец был построен на Лысой горе. Да и вообще на Руси везде — как Лысая гора, так обязательно на ней нечисто что-то. Скажи, Ратмирович, не могло бы быть такого, что вся эта нежить — это уже его? Может, он пока так развлекается?

— Нет, еще рано, — покачал головой Ворон. — Понимаешь… Ну вот представь, что вот этот камень — это реальный мир. Вещий человек поднимается…

— Да, я помню. Вещий видит сверху мир, а очень вещий видит других вещих, но плоховато разбирается в обычном мире. Слишком высоко сидит.

— Правильно, — кивнул старик. — Так вот хранитель — он «очень вещий». Ему не уследить за миром самому. Ему нужен кто-то, кто станет на ступеньку ниже и станет надзирать за низшими существами. Ему нужны ученики. И пока он их не обучил, у тебя есть шанс.