Черный Янгар - Демина Карина

Утомительно.

И глаза слезятся. А внизу толпа окружила ограду. Сколько же люду собралось…

Тысячи.

И шумят-то, шумят… От их голосов, слившихся в утробный гул, голова раскалывается. А тут еще рога затрубили, возвещая о начале празднества. Солнце, видимо тоже любопытством мучимое, выползло, разогнало облака. Небо стало синим, невыносимо ярким. Песок побелел, и от этой белизны заломило виски.

Ветер развернул полотнища, и золотом вспыхнули олени на стягах. Вилхо поднял руку, пытаясь защититься от света и пространства. Много всего, непривычно…

Страшно.

И верные аккаи уже не видятся надежной защитой. Напротив, опасность мерещится всюду. Вдруг да небо раскроется, выплюнет ядовитую иглу стрелы? Копье прилетит? Или нет, убийца подойдет сзади, затеряется среди слуг, рабов – бесшумный, безликий. С ножом в рукаве.

Внезапный страх лишил Вилхо способности дышать. И сердце в груди вдруг задергалось, затрепыхалось.

Успокоиться надобно, а лучше – отменить все.

Уйти.

Спрятаться в надежной скорлупе своих покоев, где горят камины и жаровни стоят, полные горячих углей. Туда не заглядывает солнце. И меха пахнут пылью и травами.

– Смотри, начинают! – взвизгнула Пиркко, хватая мужа за руку. – Как ты думаешь, кто из них победит?

На арене кружила пара серых волкодавов, и человек с коротким копьем вертел головой, пытаясь уследить за псами. Они же то приближались с грозным рычанием, то отступали.

Пиркко жадно облизала губы.

Ей интересно?

И ее интерес передался Вилхо.

Кто?

Человек? Или псы?

Они напали одновременно, и человек, неловко взмахнув копьем, рухнул на песок. Дальше смотреть было мерзко, и Вилхо отвернулся. Он пил вино, думая, что все же поспешил с устройством этих боев. Слишком кроваво. Грязно. И подобные зрелища дурно сказываются на пищеварении, к вечеру непременно начнутся желудочные рези.

А вот Пиркко следила за происходящим внизу жадно. Губы приоткрыты, на щеках румянец, глаза сияют… Нравится? Ну и пускай.

Пара бойцов сцепилась насмерть.

Волк отбивался от волкодава.

И старый кабан с обломанным клыком легко разметал стаю псов. Чем дальше, тем больше крови. И толпа гудела, кричала. Песок терял свою белизну.

– Тебе не по нраву праздник, муж мой? – В голосе Пиркко прозвучали новые, неведомые доселе ноты.

– Я устал. – Вилхо с трудом подавил зевок.

Его голова вдруг стала легкой, почти невесомой. А боль, терзавшая тело в последние дни, отступила. Он осел на подушки, позволив жене поправить их.

– Жарко…

И меха исчезли. А легкий весенний ветерок коснулся щеки, лизнул золотую краску. И, желая острее ощутить прикосновение, Вилхо мазнул по лицу ладонью, стирая позолоту. Но руку на весу удержать не сумел – тяжелая.

В животе урчит. И кажется, его вырвало желтой желчью.

Кто-то суетится, трогает руки, губы вытирает и сует питье. Каждый глоток дается с трудом, да и не хочет Вилхо пить. Ему хорошо.

Он не боится убийц.

И болезней тоже.

Он спрятался от них не в комнате, но в ином, сумеречном мире, который проступал вокруг. Вилхо окружали тени. Вот мать, чье лицо спрятано за белым пологом савана, словно вуалью. Странное дело, прежде Вилхо боялся мертвецов, но сейчас сам протянул матери руки.

– До чего же холодны ваши пальцы, матушка, – сказал он с удивлением.

А она обняла его крепко, так, что дыхание остановилось. Следом за нею из сумрака вышел отец. Он был по-прежнему высок, широкоплеч и смотрел все так же, с укором, будто бы Вилхо был сам виноват в том, что больным уродился.

– Я старался быть хорошим кёнигом. – Вилхо понурился, как некогда в детстве, когда случалось огорчать воспитателей. Те жаловались отцу, а он, восседая не на троне, но на табурете, отчитывал сына.

Сейчас же отец лишь покачал головой и сгреб Вилхо в охапку. И он, вновь маленький, слабый, с преогромным облегчением спрятался на отцовской груди, вдохнул знакомый запах дыма, что исходил от бороды, вцепился в массивную золотую цепь и рассмеялся от счастья.

Сердце кёнига остановилось.

Вилхо Кольцедаритель умер в полдень, когда весеннее солнце вовсю расщедрилось, словно пыталось отогреть заледеневший город. А может, и не город, но людей, что собрались на площади. Они свистели и топали, криками подбадривали смуглого бойца, который вновь одержал победу.