Колдуны и капуста - Уланов Андрей

— А почему бы..

Окончание фразы Роники растворилось в грохочущем реве орудия.

Ночь, патронташи, два ствола, Крис Ханко.

Всего Рысьев, как я уже сказал, насобирал четыре винтовки: два «маузера», одну — Бердана и еще одну какую-то прежде мной не виданную... австрийскую, как он сказал. Особого различия между ними, в общем-то, не было, все четыре — однозарядки с продольно-скользящим затвором. Видимо, оружейный прогресс в лице скобы Генри до Китая пока не добрался.

Любезность Николая — со свежеотобедавшим вампиром вообще на редкость приятно иметь дело! — дошла даже до того, что он предоставил мне право выбора. После недолгих колебаний я решил остановиться на «маузерах» — во-первых, мне уже как-то доводилось из них стрелять, а во-вторых, что более важно, имея на руках две одинаковые винтовки, не придется каждый раз на ощупь определять, для которой из них предназначен вытянутый из сумки патрон.

— Крис?

— Что?

— У тебя имеются какие-либо предпочтения по части... э-э, национальной принадлежности целей?

— А что, наличествует богатый выбор? — удивился я.

— Богатый-небогатый, — усмехнулся вампир, — но все же имеется. Если память все еще не изменяет мне, то, судя по штандартам, левую из колонн составляют французы, а центральную, столь озадаченно топчущуюся у разнесенного нашими друзьями-гномами мостика, — англичане. Правую же, соответственно, подданные кайзера Вильгельма.

— Тогда мне — немцев! — решительно сказал я. — Когда мы с моей первой женой путешествовали по Европе, то во всех немецких гостиницах меня кусали клопы.

— Отлично, — кивнул русский. — Ну а я, с твоего позволения, предъявлю англо-французам небольшой счет за Севастополь.

— Французы, к слову, уже почти перебрались через ров.

Вместо ответа Николай поднял винтовку, без всяких видимых усилий, словно дамский револьверчик, удерживая ее в вытянутой левой, — и первый выкарабкавшийся из рва француз, качнувшись, скатился обратно вниз.

— Думаю, — как русский перезарядил винтовку, я так и не успел разглядеть, просто на миг что-то туманно мелькнуло в районе затвора да звякнула о камень вылетевшая гильза, — нам с тобой не составит особых сложностей научить их благоразумию.

Я промолчал. Мысль, что двое стрелков на стенах способны заставить три наступающие колонны — не меньше роты в каждой — хотя бы замедлить шаг, была, на мой взгляд, слишком безумной, чтобы тратить время на ее комментирование.

Ну а наличие за спинами наступавших канонерок с их пушками делало ее просто самоубийственной.

Река Пейхо, канонерская лодка «Крокодил».

Китайцы стреляли с поразительной меткостью, которой капитан Отто Шредингер от них вовсе не ожидал. Третья же пущенная ими по канлодке граната угодила в мачту «Крокодила» чуть выше боевого марса. Град осколков простучал по палубе, разом ополовинив орудийные расчеты. Два следующих снаряда один за другим разорвались в офицерских каютах правого борта, а шестой в щепки разнес катер.

Седьмая же граната пробила в борту аккуратную дыру в двух футах ниже ватерлинии, насквозь прошила коффердам и лопнула в машинном отделении.

Наверное, если бы капитан Шредингер знал, что гранаты, столь удачно сметающие немецких матросов, и выпускающее их орудие изготовлены его соотечественником Круппом, он мог бы сказать по сему поводу массу специфических морских терминов. Однако ж пока приступ икоты герру Альфреду не грозил — а капитана куда больше занимал вопрос: как, имея все усиливающуюся течь, пробитый котел и паропроводы, а главное, три четверти машинной команды раненными и обваренными, выйти из-под этого чертового обстрела?

Именно этот вопрос, — разумеется, обильно дополненный вышеупомянутыми специфическими морскими терминами, — он и адресовал ночному небу над рекой.

К удивлению Шредингера, небо почти сразу же отреагировало на столь непочтительное обращение. Китайский канонир счел, что «Крокодил» получил уже достаточно плюх, и перенес огонь на стоявшую выше по течению британскую канлодку — судя по вспыхнувшему на ней пожару, ничуть не менее успешно.

Подарок высших сил слегка приободрил капитана, но все равно, сообщение сигнальщика, что десант просит усилить огонь по китайским стрелкам на стене форта, было воспринято Шредингером как изощренное издевательство.