Пересекая границы - Панкеева Оксана Петровна

– А что я должна делать?

– А ничего. Кланяйся и улыбайся. Скромно, опустив глаза. Здесь не Лютеция, здесь считается, что скромность украшает женщину и очень ценится. Тем более, говорить ты все равно не можешь, говорить я буду сам. А ты осматривайся по сторонам, может, заметишь, как она колдует, что делает, и дернешь меня за полу, чтобы я посмотрел. А еще здесь замечательный фуршет, очень рекомендую.

– Это фуршет? – ужаснулась Саэта, оглядываясь на ряды столов вдоль стен зала.

– А ты думала, это нормальный банкет? Нет, это в Поморье фуршеты такие. А банкеты происходят в другом помещении, и все иностранцы попервах пугаются… После официальной части подойдем, я тебе покажу, как едят местные деликатесы.

– Ты хоть предупреждай, что здесь за деликатесы. А то в Ортане ты меня накормил плютами, в Лютеции – лягушками… Сегодня еще крысами угостишь.

– Крыс в Поморье не едят, – засмеялся Кантор. – А вот раков советую попробовать. Интересно, где они их берут зимой? Из Мистралии привозят, что ли?

– Раков? – поморщилась Саэта.

– А чем они тебе не нравятся? Те же креветки, только большие. И вообще, в кулинарии надо иметь более широкие взгляды. У нас не принято есть плютов, но это же не значит, что они не съедобны. Они вкусные. А кстати, ты знаешь, что весь континент плюется, пробуя наш любимый национальный напиток, и считает, что это пить можно только под принуждением?

– Ты о кофе? Да, я слышала. – Саэта снова оглядела зал и спросила: – А почему тут так мало иностранцев?

– А что тут делать туристам, да еще зимой? Страна тихая, развлечений мало, курортов нет, еще и холодно. Даже мистралийские эмигранты, которые расползлись по всему свету, сюда практически не приезжают. Климат пугает.

– Ну да, они в основном оседают в Лютеции… – фыркнула Саэта. – Там веселее.

– Не обязательно, – возразил Кантор. – В Лютеции оседают в основном барды и прочая интеллигенция. Для них там условия более подходящие. А воры, к примеру, предпочитают Голдиану. Пойдем поближе, скоро должен появиться его величество, и нас представят. А потом можно будет делать, что хочешь.

– А когда можно будет уйти, не нарушая приличий?

– Когда как следует наешься, – засмеялся Кантор. – Шучу. Часа через два. Потерпи. Чего тебе так не терпится уйти? Здесь вам не Лютеция, мадам, – пропел он, подражая выговору галлантского поэта, – здесь женщин уважают, и приставать к ним считается верхом неприличия, тем более, в порядочном обществе.

Король Зиновий V потрясал своим нарядом не меньше, чем его бальный зал – блеском. Этот наряд, видимо, был официально установлен лет пятьсот назад и с тех пор не менялся. Длинная, до полу, мантия, расшитая золотом, камнями и кусочками драгоценных мехов, головной убор, больше похожий на шапку, чем на корону, и огромный посох делали короля больше похожим на особо преуспевающего мага. Картину дополняли длинная седая борода и суровые глаза под косматыми бровями.

Саэта поклонилась, как показывал Кантор, и минут десять стояла, ожидая, пока супруг закончит светскую беседу с его величеством. Кантор очаровательно улыбался, пространно о чем-то толкуя по-поморски, король благосклонно кивал, приближенные с интересом прислушивались, а Саэта, которая все равно ничего не понимала, украдкой поглядывала на зал, высматривая объект их поисков. Она так и не увидела ее до последнего момента, пока они не повернулись, чтобы удалиться от королевского трона. А увидев, сразу поняла, что это – она.

Ведьма шла им навстречу, видимо, намереваясь в свою очередь предстать перед королем. Она действительно была ослепительно красива, по-мистралийски яркая и броская, но в то же время отчужденно-холодная и величественная. Саэта почему-то запомнила глаза – огромные и черные, спокойные, как омуты, и взгляд, повернутый куда-то внутрь себя. Кроме того, Арана показалась ей смутно знакомой. Кантор улыбнулся и чуть поклонился даме, когда они поравнялись, и спокойно проследовал мимо. Ни взглядом, ни жестом, ни малейшим движением лица не показал, что эта дама ему чем-то интересна. Вот, действительно, профессионал, с завистью подумала Саэта, представляя себе, что в данный момент выражает ее собственное лицо.

– Ну что, – спросила она, когда они отошли в сторонку. – Посмотрел?

– Угу, – кивнул Кантор. – Ты ее узнала?

– А я ее знаю? Она мне кажется знакомой, но я ее не помню.

– Знаешь. Я не хочу называть имен вслух, если сама не вспомнишь – дома скажу. Могу намекнуть: она присутствовала при знаменитой оплеухе.